– Олег… – надсадно прохрипел Антон, вспоминая подозрения жены. – Дай мне антидот…
– Нет никакого антидота, – Овечкин почувствовал, как чья-то рука укладывает ему на лоб что-то холодное. – Антирад разрушает клетки организма. Тут биорегенератор нужен. Терпи. Ты был в скафандре, должен выжить…
Голову вновь обожгло изнутри, легкие сковало судорогой, и Антон провалился в наполненное горячечным бредом беспамятство.
День шестой
Сложенный из обрывков упаковочного картона костёр быстро занялся пламенем, выхватывая из окружающего мрака замызганный пол станционной платформы, и стоящие вокруг люди потянули к огню озябшие руки. С десяток ближайших к костру людей выключили фонарики своих коммуникаторов, на заднем плане множество небольших световых лучей пришло в хаотичное движение.
– Загорелся! – констатировал кто-то из темноты. – Надо собрать больше костров! Одного на всех не хватит! Один костёр разожжем у входа в вагон с продуктами, чтобы никто не вошёл туда незамеченным!
– Картона надолго не хватит! – возразил ему другой активист. – Нужно топливо посерьёзнее!
– Разберём вагоны, там должен быть горючий материал! – предложил ещё один.
– Вытаскивайте мебель из служебных помещений, – заявил фельдшер. – Там всё из деревоплиты, гореть будет. Кто-нибудь, помогите вынести больных к костру! Самостоятельно им не выйти!
Ответом ему была тишина, никто не желал делить место у огня с кем-то ещё. Фельдшер тяжело вздохнул. Аккумуляторные ёмкости станции опустели под утро, раньше ожидаемого срока. После того как оба техника покинули станцию и ушли вместе с Порфирьевым, никто за режимом энергопотребления не следил, и все бросились заряжать свои коммуникаторы. Кто ради карт местности, кто ради фонарика, кто просто без объяснения причин… В результате две тысячи пользователей создали дополнительную нагрузку на последние остатки энергии, и к утру она иссякла. Через несколько часов на станции стало холодать, дети в вагонах требовали еды, и активисты решили развести костёр. Все понимали, что это вызовет задымление, которое приведёт к отравлению угарными газами, и на разведение огня решились не сразу, надеясь на штурм бомбоубежища.
Второе бомбоубежище найти так и не удалось, активисты несколько часов блуждали по окутанным пыльным мраком развалинам, потом у тех, кто был без скафандров, начались признаки радиоактивного поражения, и команда вернулась назад. На обратном пути оказалось, что без навигатора на незнакомой местности не умеет ориентироваться никто, а карта привязана приблизительно, с ошибкой в пять-десять метров. Из-за этого поисковая команда прошла мимо станции, не заметив норы в забитом пылью сумраке. Пока поняли, пока вернулись, пока нашли старый маршрут и вышли к норе, половина тех, кто не имел скафандров, умерли от радиации. Их тела оставили недалеко от норы, остальные вернулись живыми, но доза облучения оказалась настолько велика, что они умерли к полуночи.
Местные активисты изучили принесенные ими данные, наложив зафиксированные маршруты на карты, и пришли к выводу, что погибшая команда всё-таки побывала на месте второго бомбоубежища, но не смогла его найти. Потому что бомбоубежище погребено под пятиметровым слоем обломков, и в отличие от первого, вход туда никем не откапывался. Из чего был сделан вывод, что второе бомбоубежище либо погибло, либо похоронено заживо, и туда не добраться. Активисты надели освободившиеся скафандры и ушли к первому бомбоубежищу. Через два часа они вернулись с обнадёживающими новостями. Запершиеся в бомбоубежище подонки не желают впускать гибнущих людей, и все те, кто понадеялся на их помощь и пошёл туда без антирада и скафандров, уже умерли. Но те, кто был в скафандрах, сумели обнаружить вентиляционную шахту и засыпали её обломками и мусором намертво. Приток воздуха в бомбоубежище прекратился, это гарантированно, и теперь осталось лишь дождаться, когда подонки откроют ворота. Как только это произойдет, активисты ворвутся в бомбоубежище и потребуют, чтобы всё население станции было немедленно переселено туда и обеспечено средствами защиты для передвижения.
Вернувшиеся активисты подчеркнули, что для успешного давления на подонков из бомбоубежища трёх человек может оказаться недостаточно, и потому они вчетвером должны присоединиться к ним. И им, желательно, иметь оружие. В служебных помещениях был объявлен обыск с целью обнаружения полицейских пистолетов и пистолетов-пулеметов, спрятанных Абдуллаевым неизвестно где. Всё было перевёрнуто с ног на голову, вытряхнуто и вывернуто наизнанку, но найти оружие так и не удалось. Кое-кто даже набросился на фельдшера с обвинениями в сговоре с ныне покойными полицейскими, и его едва не избили толпой. К счастью, среди активистов нашлись здравомыслящие люди, которые за него заступились. В общем, оружия не нашли, и четверо активистов в скафандрах отправились обратно к бомбоубежищу, обещая вернуться в скором времени и всех спасти.
С тех пор никаких известий от них не было, и фельдшер понимал, что надежды нет. Даже если в норе, которая ведёт в то бомбоубежище, уровень радиации в десять раз ниже, чем на поверхности, за прошедшие сутки все семеро активистов получили смертельную дозу. Даже несмотря на наличие скафандров. Поэтому они либо умерли, и их трупы лежат сейчас там, в норе, перед закрытыми воротами бомбоубежища, либо они добились своего, и их впустили внутрь. Только возвращаться за кем бы то ни было сюда, на станцию, они не собираются. Узнать, что именно произошло, уже не удастся никогда. Но надежда умирает последней, и на погрузившейся во мрак быстро остывающей станции три с лишним тысячи человек до сих пор ждут помощи. В конце концов, запаса продуктов хватит ещё на двое суток, если экономить, и какой-то шанс есть…
Температура на оставшейся без отопления станции быстро понижалась, вырубившаяся вентиляция красноречиво напоминала о приближающемся дефиците кислорода, артезианская скважина без электричества не работала, уровень затапливающей тоннели воды был почти по колено, измученные дети плакали, прося еды и тепла. Людей охватил страх, и погруженная во тьму станция озарилась светом персональных коммуникаторов, при помощи которых активисты собирали в кучу рваный упаковочный картон для растопки. Но обрекать себя на газовую камеру и зажигать огонь несколько часов никто не решался. Последней каплей стал отказ нагнетателя, установленного наверху. Его аккумулятор иссяк, и гул лопастей стих, сообщая об отключении устройства. После этого кто-то заявил, что держать гермоворота закрытыми нет смысла, это лишь ускорит наступление нехватки кислорода. Единственный выход – это открыть гермоворота и разжечь костры. Огонь позволит обогреться и разогреть пищу, дым от костров будет выходить через ворота, подниматься вверх и уходить через нору на улицу. Более холодный воздух, пригодный для дыхания, будет опускаться вниз, что позволит людям дышать. Нагнетатель больше не работает, радиоактивная пыль не будет идти на станцию сплошным потоком и частично осядет на длинных эскалаторах. Всё это в совокупности даст людям возможность пережить несколько дней, а за это время из бомбоубежища придёт помощь. Или ещё откуда-нибудь. Аварийный передатчик работает ежедневно вот уже почти неделю, так что МЧС в курсе их проблемы и знает, где искать.