Я нарочито отступил в сторону, толстая колонна закрыла полностью, однако вижу себя сразу с двух точек, сидящие за экранами операторы подсказывают, где я, и как добраться кратчайшей дорогой.
- Владимир Алексеевич!
Я обернулся, Мещерский приблизился, довольный и улыбающийся, крепко пожал руку. От него едва заметно пахнет коньяком, хотя, зная Мещерского, могу предположить, что он просто побрызгал им на лацканы пиджака, чтобы выглядеть веселым и раскованным вполне в духе светского раута.
- Осваиваетесь?
- Да, - ответил я скромно. – Здесь как бы да, очень. Впечатляет… Задвинуто в достаточной мере… Зрелищно!
- Зрелищно, - повторил он. – Предпочитаете быть зрителем? Поучаствуйте, ощутите прелести этого мира в его уходящем блеске.
Я кивнул.
- Да-да, конечно. Хотя я не любитель старины…
- Да, - сказал он, - понимаю. Мне тоже бывает непонятно, что прекрасного в развалинах Карфагена или Пальмиры? Но раз уж сосуществуем в этом мире с самыми разными людьми…
- Вы разведчик, - напомнил я, - обязаны уживаться с людьми. А я ученый.
Он произнес, понизив голос:
- Но не будем всем говорить в глаза, что они дураки? Все верно, доктор. Люди не изменятся, а нам лишние неприятности. Пойдемте, представлю вас послу…
- А Пайерс подойдет лично? – поинтересовался я.
Он взглянул на меня с интересом.
- Почему он?
- Второй помощник военного атташе, - напомнил я. – По традиции это он руководит сетью госдеповских шпионов. Хотя на самом деле ею теперь занимаете Уаутстоун.
Он покачал головой.
- Ох, Владимир Алексеевич… вы знаете даже такое, о чем не все в ГРУ осведомлены. Уайтстоун только вчера получил это назначение!
- Но приказ лежал на столе у руководства почти неделю, - сообщил я. – Назначение было решенным делом, вчера только поставили последнюю подпись. А так Уайтстоун, раз руководитель сети, вчера вечером передал оппозиционным силам первый грант на подрывшую деятельность…
Мещерский кивнул.
- Да, но передал маловато. Всего десять миллионов долларов! Нам надо больше. Нужно придумать, чтобы оппозиционеры предложили какой-то план по свержению нашего правительства. Тогда выделят больше.
- Или подкинуть идею широкомасштабной акции? – спросил я.
- Да, - согласился он. – У нас там деловые ребята, все хватают на лету. Кстати, здесь на вас женщины обращают повышенное внимание…
- Заметил, - ответил я скромно. – Новое лицо, а женщины, как куры, реагируют на новый предмет в поле зрения. Отвлечь может только кормушка с зерном.
Он сказал с мягким укором:
- Как в вас силен научный работник…
- Просто даю ему преимущество, - пояснил я. – А так вообще-то я питекантроп еще тот!.. Но давлю, стараюсь не выпускать… слишком часто. А той своей части, что войдет в сингулярность, уже сейчас предоставил режим наибольшего благоприятствования.
- Думаете, - спросил он с интересом, – это один из последних раутов человечества?
- Перед извержением вулкана, - напомнил я, - расцветают самые пышные цветы.
Краем глаза я поглядывал на одну из самых ярких, но это так, чтобы заметил Мещерский, сам же вижу ее, как и других, с разных ракурсов. Выглядит красотка настоящей леди, изысканной и утонченной, но такими чаще всего бывают золотоискательницы.
Современные леди ходят в кроссовках и носят драные джинсы, изысканностью берут настоящей, понимают, в нынешнем насквозь просматриваемом мире долго играть не свою роль не удается.
- Ваш отдел проходит, - обронил Мещерский, - как некий стартап. Очень перспективный…
Я спросил недовольно:
- Зачем перспективный?.. Простой, заурядный…
- Не поверят, - шепнул он. – ГРУ не станет заниматься неинтересными разработками. А вам плохо, что обратили на себя внимание здешних женщин?
Я скривился.
- У разведчика и ученого есть общая черта - нежелание быть на виду.
- А вами заинтересовались многие, - сказал он с той же двусмысленной улыбкой. - У всех на слуху имена счастливчиков, что начинали с нуля, привлекали инвесторов, а через пару лет становились мультимиллионерами.
- Вот-вот, - сказал я. – Не люблю дурить людям головы не по делу.
- Вы на виду, - сказал он, - не только у людей с деньгами, но и красоток с длинными ногами и пышным… бюстом, охотящимися как за состоявшимися миллионерами, так и за будущими, что вообще могут стать миллиардерами, как Цукенберг, Власюк или Богдан Гатило. Что предпочитаете?
- Своих мышек, - ответил я. – Они и умные, и красивые, и пользы от них больше, чем от большинства здесь собравшихся.
Он сказал тихо:
- Вижу, с вас не сводит глаз одна из самых ярких…
- Заметил. Что-то в ней неординарное… Знаете ее?
- А вы как думаете?
- Глупый вопрос, - признался я. – Вы же всех знаете!
- Красивых женщин, - уточнил он, - все мы замечаем в первую очередь. Это племянница министра обороны. В какой-то мере допущена к секретам, но так, далеко не к главным. Работает в одном из комитетов, одновременно занята в комиссии внутренних расследований.
- Ого, - сказал я с опаской. – Значит, если такая во что-то вцепится, лучше сразу во всем признаться, верно?
- Точно, - подтвердил он, - затем камень на шею и в воду, выбрав место поглубже.
Я покачал головой.
- Нет уж, я на такую красотку не западу. Мне, как Ваньке Морозову, чего-нибудь попроще.
Он сказал шепотом:
- Опоздали, Владимир Алексеевич.
- В чем? – спросил я с любопытством.
- Она сама на вас смотрит, - сообщил он. – Только не оглядывайтесь, не оглядывайтесь!..
Я не оглядывался, но видеокамеры высокого разрешения показывают весь зал, и мне прекрасно видно, как она сняла с подноса пробегающего официанта два фужера с шампанским и направилась в нашу сторону.
Первой мыслью было увильнуть, я же к ней спиной, так что если уйду, никто не скажет, что не хотел с нею общаться… но то ли реакции замедлились, то ли мой внутренний питекантроп возжелал остаться и потому уперся, как упрямый осел, но через десяток секунд я услышал за спиной приятный голос меццо-сопрано:
- Аркадий Валентинович, рада вас видеть…
Я поспешно повернулся, нельзя не развернуться в ответ на голос такого тембра, женщина взглянула мне в лицо изумительно красивыми глазами редчайшего фиолетового оттенка.
Мещерский поклонился.
- А я просто счастлив, Анжела Антоновна… Позвольте представить вам моего друга?
