Я оборвал его жизнь коротко и безжалостно, все равно что раздавил разносящую заразу муху, и быстро метнулся в другое отделение авгиевых конюшен…
…с тоской понимая, что вся планета за исключением редких островков лабораторий – бесконечная конюшня. Сингуляры вовсе чистить не станут, побрезгуют, у нас впереди свой прекрасный и сверкающий мир без этой биологической грязи.
Внизу из сада и по всему периметру возобновилась стрельба, но не яростная, а какая-то переговорная, как будто стороны еще торгуются, но выказывают неуступчивость в требованиях.
Я передвигался неслышным приставным шагом, почти превратившись в двумерного пласкатика на стене, один часовой вообще увидел сперва дуло пистолета перед глазами, потом только меня.
- Что… что вы делаете?
- Улучшаю человечество, - сообщил я и нажал на спуск. – И, как велел Чернышевский, приближаю будущее.
Ингрид сказала зло:
- Кто такой этот Чернышевский? Тоже из ваших евреев?
- Тоже, - подтвердил я. – Все мы евреи. Даже мусульмане… Пригнись!
Она мгновенно оказалась на полу, а в проходе моментально возникла женщина с автоматом в руках, тут же выпустила очередь в то место, где мы только что находились, но ствол автомата едва начал опускаться в нашу сторону, когда две пули из моего пистолета ударили ей в голову.
Ингрид запоздала ответила такой же очередью, а когда мы пробегали мимо распростертого тела, уже в крови, кивнула в ее сторону.
- Красивая.
Я сказал равнодушно:
- Враги не бывают красивыми.
Она сказала мне в спину:
- Мне показалось… тебе очень нравится это делать.
- Что?
- Стрелять без промаха… убивать, чувствовать власть над чужой жизнью…
Я спросил удивленно:
- С чего вдруг?
- Ты делал все слишком красиво, - сказала она обвиняющим тоном. – Не как спецназовец, для которого главное выполнить задание, а как артист, которому важно еще и сделать это красиво.
Я сдвинул плечами.
- Я ученый, а наука сама по себе очень красивое и высокое занятие. Приучает, дисциплинирует мышление и привычки. Так что может быть… просто перенос тщательности педантичного ученого, это я педантичный, на все… остальное.
- Не-е-ет, - возразила она, - это в тебе проснулся питекантроп…
- А красота акции тогда при чем?
Она сказала победно:
- А перед самкой поиграть мышцами?
Я посмотрел по сторонам.
- А где тут самка?
- Ну ты и сволочь, - ответила она. – Куда прешь, надо дождаться подкрепления!
- Последний этаж, - напомнил я. – Бежать им некуда, сейчас или никогда. Пока с ними торгуются, самое время ударить.
Она покачала головой.
- Даже не знаю, что ты за человек. И человек ли вообще?
- Трансгуманист, - ответил я, - это такой недосингуляр… нет, лучше предсингуляр. Но пока еще гомо сапиенс, хотя на переходе на ступеньку повыше… Хочешь со мной?
Она промолчала, не до разговоров, я скользящим шагом продвигаюсь вдоль стены, система наблюдения показала как нас, идущих по коридору к центральным комнатам, там и троих охранников, что с автоматами наизготовку ждут нас за углом.
Расстояние между нами не больше пяти шагов, пулями изрешетят с головы до ног, Ингрид догадывается, что впереди нечто потруднее того, что было, прошептала:
- Подождем?
- Да, - ответил я. – Где твои гранаты?
Она молча вытащила одну из подсумка, я выдернул колечко, отсчитал пару секунд и бросил по косой дуге в стену так, чтобы ударившись, отскочила и откатилась за миг до взрыва прямо под ноги орлам в засаде.
Глянул взрыв, Ингрид вырвалась впереди меня и, бешено стреляя, проскочила за угол, добивая изрешеченных осколками.
- Хорошо, - сказал я с одобрением. – А говоришь, презумпция невинности…
Не слушая ее злое шипение, саданул ногой в дверь и едва удержал палец на спусковой скобе: загораживая собой стол стоит во весь рост в позе готовности, широко расставив ноги и распахнув куртку, мужчина с поясом смертника на груди и животе, а пальцы руки держит на кнопке взрывателя.
- Ингрид, - сказал я, - замри…
Она остановилась, как вкопанная, застыла, страшась сделать хоть одно движение.
Он сказал громко:
- Ты все понял?
- Да, - ответил я. – Чего ты хочешь?
Он сказал торжествующим голосом:
- Ваш яйцеголовый вон за моей спиной. Связанный и с кляпом, так что и не пикнет, всех нас разорвет в клочья.
Я чувствовал, что мог мозг разогрелся, задействовал мощности на уровне суперкомпьютеров всего мира, каждое движение просчитал сотни раз во всех вариантах и сочетаниях…
- И чего ты требуешь? – повторил я.
- Я требую…
Моя палец вжал скобу, тут же чуть сместил ствол выше и выстрелил еще раз. За первой пулей почти проследил, пошла вгрызаться, как скоростной бур, через плотный воздух, преодолела разделяющее нас пространство и ударила террориста в грудь.
Он с воплем ярости отпустил кнопку взрывателя, на лице успело отразиться недоумение, но вторая пуля разворотила переносицу. Голова его откинулась назад с такой силой, словно саданул конь копытом.
Ингрид вскрикнула яростно за моей спиной:
- Сумасшедший!
- Риск, - сказал я, - благородное дело. А благородство пока что выше ума и вообще…
Боевик завалился на спину, Ингрид перепрыгнула через его тело, за столом на полу лежит, подогнув колени, связанный очень пожилой, Ингрид торопливо освободила его от кляпа и веревок, поддержала за плечи и усадила там же на полу под стеной.
- Отдохните, - посоветовала она, - потом помогу встать.
Он без испуга смотрел снизу вверх в ее раскрасневшееся лицо.
- Вы очень вовремя, - проговорил он с трудом очень сиплым голосом. – У меня руки затекли… Если снимете с рук браслеты, мне будет легче…
Она только сейчас заметила на его завернутых за спину руках полицейские наручники, ухватилась за его скованные руки, но, похоже, пришла без ключа, крикнула мне:
- Помоги поднять!.. Снимем в машине!
Я подхватил заложника под локоть, вместе подняли на ноги, а я пощупал браслеты, пальцы сами отыскали и поняли, как там и что, щелкнуло, я снял дурное железо с обеих рук и отшвырнул в сторону.
Ингрид вытаращила глаза.
- Как ты… Что у тебя за день везения?..
- Да, - согласился я, - пуля попала как раз в тот проводок, который нужно бы кусачками, а пальцы достались от карманника… Хорошо быть Франкенштейном.
