— А кто траванул, не сказала случайно? — спросил Дим. — Кому она помешала?
— Что ты несешь! — воскликнула Марго. — Кому нужно ее травить! Ты же прекрасно знаешь, сколько ей лет. Пятнадцать! Она давно уже полудохлая. Я говорю Рубану: давай возьмем щенка, я присмотрела, а он ни в какую.
— Я иду гулять, — заявила Елена. — Кто со мной? Пока солнце.
— Может, поискать журналиста? — предложила Стелла. — А вдруг…
— Федор, вы с нами?
— С удовольствием. Только схожу, проведаю Леонарда Константиновича и Нору. На лыжах?
— Пешком. Дядя Паша выдаст валенки. Подъем! Наташа! Дим!
— Я пас! — Дим поднял руки. — Холодно, ну ее на фиг, эту романтику!
— А мы, Зоенька? — умильно спросил Иван. — День просто шикарный!
— Пошли! Хочу посмотреть на перевернутую тачку.
— Марго, ты с нами? — позвала Елена. — Ты чего кислая?
— Простыла, наверное, пойду прилягу…
* * *
— Здесь! — сказал Иван, останавливаясь. — Фары уже погасли. Представляете, девчонки, фары горели всю позапрошлую ночь! Смотрим сверху, а они светят. Прямо мистический ужас какой-то! Уже погасли.
— Куда же он все-таки делся?
— Скорее всего засыпало снегом.
— А почему собаки не взяли след? Мы на другой день искали с собаками. Не взяли след собачки-то. Мистика!
— Иван, ты такой впечатлительный! — хихикнула Зоя.
— Летим вниз? — Наташа-Барби стремительно шагнула с дороги в снег, упала на спину и заскользила вниз.
— Во дает! — сказала Зоя.
За Наташей-Барби, цепляясь за кусты, стали спускаться остальные. Зоя вскрикивала, оступаясь, мела сугробы своей шикарной норковой шубой. Иван удерживал ее за руку. Елена вырвалась вперед, заскользила, балансируя и размахивая руками. Федор последовал за ней, стараясь держать равновесие. Стелла и Артур, взявшись за руки, осторожно и медленно съезжали, сопротивляясь ускорению, тащившему их вниз…
— Уф! Приехали! — расхохоталась Зоя, отряхивая полы шубы. — Фары, между прочим, еще горят!
Они стояли кучкой, рассматривая завалившуюся набок машину. Передние фары действительно горели — едва заметно, выморочным желтоватым светом, находясь при последнем издыхании.
— Страшно! — выдохнула Стелла. — Машина еще живая, а человека нет…
Открытая дверца со стороны водителя, сугроб внутри, занесенное снегом лобовое стекло, паутина трещин и грязно-бурые пятна. Горящие фары… все еще горящие.
Они стояли молча. Даже Зоя прониклась пронзительным трагизмом картины и замолчала наконец.
— Куда он мог уйти? — сказал Артур, ни к кому не обращаясь.
— Уйти? Уползти. Мы пошли искать через шесть часов, значит, он мог прийти в себя, выбраться и уползти. Тем более тачка не перевернута, а только накренилась. Вопрос: куда?
— Она могла перевернуться несколько раз, а потом снова стать на колеса и завалиться набок. Надеюсь, он был пристегнут, — сказал Федор.
— Он мог уползти только сюда, — сказал Иван, показывая рукой. — В сторону от машины, как можно дальше… он мог опасаться взрыва. То есть оставил ее позади себя, за спиной.
— Мы искали везде, — напомнил Артур. — Вряд ли его успело засыпать снегом.
— Что ты хочешь сказать?
— За шесть часов? Снегопад был будь здоров, конечно, засыпало! Он где-то здесь.
— А колодцы? — сказала Наташа-Барби. — Марго говорила, здесь полно заброшенных колодцев.
— Колодцы в роще, около большого холма. Здесь их нет, я спрашивал, — сказал Артур. — И не полно, а всего два.
— Так куда же он все-таки делся? — повторил Иван. — Федя! Можешь ответить как философ?
— Пока нет.
— Фары погасли! — взвизгнула Зоя. — Только что!
— Господи! — ахнула Стелла.
Они снова замолчали. Стояли молча, смотрели на мертвые слепые фары, чувствуя, как медленно вползает в них гадкое липкое нечто, чему и названия-то не было… страх, не страх… оторопь, осознание собственной малости и беспомощности перед неизвестной силой… испытывая тоскливое желание оказаться как можно дальше отсюда… Солнечный день, казалось, померк.
— Я хочу уйти! — резко сказала Зоя. — Иван!
Они вздрогнули, и чары рассеялись. Все встало на свои места. Опрокинутая машина, погасшие фары, человек, который выбрался и уполз… куда-то.
— Возвращаемся! — скомандовал Иван. — Мальчики вперед, берем на абордаж девочек. Федор!
— Я похожу тут немного, — сказал Федор. — Дорогу я помню.
— Не вздумайте исчезнуть! — сказала Зоя. — А то останемся без сильного пола.
Никто не засмеялся, шутка была неудачной…
Глава 7
Что дальше?
Рубан полулежал на своем раздолбанном диване, подсунув под себя подушки, дымил сигарой; смотрел в потолок, думал. Через открытое окно залетали редкие снежинки. Нора лежала в его ногах, прикрытая пледом. Время от времени он, кряхтя, дотягивался до собаки рукой, проверял, жива ли.
Федор постучался. Не получив ответа, нажал на ручку двери, сказал с порога:
— Леонард Константинович, можно к вам?
— Заходи, Федя. Бери стул, садись. Саломея ушла?
— Давно. Мы ходили на место аварии…
— Нашел что-нибудь?
— Если вы имеете в виду следы журналиста, то нет. Все засыпано снегом. Надо бы вытащить джип, но, как я понимаю, сейчас это невозможно. Жалко будет, если растащат.
— Не думаю, народ здесь смирный. Пусть лежит, весной вытащим. Все равно. Где же он? Ты хоть что-то понимаешь? Мысли есть?
— Есть, Леонард Константинович.
— То есть ты можешь объяснить, что с ним случилось?
— Мне кажется, могу. Если отставить эмоции и ведьмовство, то на ум приходят только две версии, объясняющие, что с ним случилось. Несчастный случай или злой умысел.
Рубан помолчал. Потом спросил:
— Он жив?
— Не знаю. Могу предположить, что он выжил в аварии.
— А дальше что? Где он?
— Пока не знаю. Но думаю, узнаю.
— Отравление Норы как-то связано с аварией? Зачем ее отравили?
— Мы не знаем, отравили ее или нет. Она могла сама проглотить что-нибудь, в ее возрасте… сами понимаете. Случайно.
— Нора умная собака, она никогда ничего не возьмет случайно. Понимаешь, Федя, сначала журналист, теперь Нора… двое из тех, кто был ближе ко мне. Добавь сюда письма с угрозами… по-твоему, случайность? Сказать, кто следующий? — Он ткнул себя рукой в грудь. — Между прочим, Паша думает так же, сказал, будет здесь ночевать. Абсурд! В моем собственном доме, среди домашних и друзей… Я чувствую себя старым параноиком. Жизнь прожита, Федя, и ставки сделаны. Пора подводить итоги. Впереди одиночество и ожидание конца. Естественного или… — Он махнул рукой.
