— С Еленой? — Иван был потрясен. — Ну, Мишка! А как же Федор?
— Вы все не так понимаете! Я пришла поддержать Мишу… а у вас грязное воображение! — Елена зарыдала с новыми силами.
— В секретере также шарил и наш философ, — невозмутимо продолжал Артур. Он упорно называл Федора «наш философ», избегая имени, с этакой издевкой. — Он зачем-то явился в мастерскую и устроил там обыск. Говорят, в прошлом он был оперативником… старые дрожжи бродят, не иначе — обыски, допросы, шпионские ухватки. — Артур усмехнулся. — Несмотря на карьеру философа. Хотя не уверен, что он правомочен проводить разыскные действия. Его там чуть не убили, тому есть свидетель — он-то и привел философа в чувство.
— Ты хочешь сказать, что я напал на философа? — возмутился Дим. — Какого черта ты несешь? Федор, это неправда! Честное слово!
— Это мог быть кто угодно, — сказал Федор, желая прекратить тягостную сцену. — Я никого не видел.
— Не понял, — сказал Иван. — Федя, тебя тоже пытались убить? Кто?
— Ищи, кому выгодно, — Артур пожал плечами.
— Меня не пытались убить. Тот, кто там был, рылся в документах и не хотел, чтобы я его увидел. Только и всего.
— И кто же там был?
Федор пожал плечами. Взглянул на Стеллу и тут же отвел взгляд.
— А кто привел тебя в чувство?
— Моя жена, — сказал Артур. — К сожалению, она тоже никого не видела.
— Тайны мадридского двора! А кто же тогда убил Марго? — Иван ничего не понимал. — Если у Мишки алиби? — Он взглянул на Дима…
Артур молчал, обводя их взглядом, наслаждаясь их растерянностью и страхом, упиваясь ролью хозяина положения. Богема, ни в грош его прежде не ставившая, сейчас заглядывала ему в рот. И философ, севший в лужу, добавлял к ощущению триумфа. Крючкотвор Артур был мастером полемики, и заявления его были выстроены безупречно. Он плел свою паутину со вкусом, не торопясь, словно танцуя, получая удовольствие от процесса судилища. Федор снова взглянул на Стеллу. Она сидела с опущенными глазами, обхватив себя руками, словно мерзла и пыталась согреться; время от времени она судорожно вздыхала, напоминая ему умирающую птицу. Он все время посматривал на нее, пытаясь поймать ее взгляд, но Стелла упорно смотрела в стол. Бледная, осунувшаяся, поникшая.
Неужели до такой степени можно подчинить себе человека, подумал Федор. Ему пришло в голову, что она была с ним в силу той же обреченности и подчиненности, что их близость лишь плод его воображения и они не одной крови, как ему вдруг показалось, они чужие. Он вспомнил, как она стеснялась, как закрывалась руками, как уворачивалась от его рук и губ… а потом словно рухнула преграда между ними, и она рванулась ему навстречу, стала отвечать жадно, неумело и… «Обреченно», — пришло ему в голову. Именно! Обреченно, понимая, что кара не минует. Ему было жалко Стеллу, он колебался, взвешивая «за» и «против», не желая усугублять ее незавидное положение и в то же время понимая, что выхода у него нет. Черт! Он вспомнил, как она вскрикнула: «Вы живы! Слава богу!», как едва не плакала, уговаривая его лечь, поправляла подушку; она пришла еще раз… а потом, уже уходя, от двери прошептала: «Извините…»
Все такие разные… Ослепительная Зоя, робкая перепуганная Стелла, циничная неудачница Елена, безбашенная Марго, прыгающая с телефоном в снегу…
Он отвлекся от спектакля, который между тем разыгрывался в гостиной. Он чувствовал, что раздваивается, пытаясь не спугнуть внезапно осенившую его догадку, осознать, слепить воедино, в снежный ком… Черт! Марго с телефоном между машинами — дядя Паша увидел и объяснил по-своему: ловила сигнал. Рисковая Марго… сказавшая что-то про судьбу… Про судьбу? При чем здесь судьба? Он вспомнил фотографии из мобильника Елены… А что, если не сигнал? Что, если она сравнивала картинку с машиной одного из гостей? Он вспомнил фотографию Елены около «Белой совы», припаркованный рядом черный «Мерседес», отчетливо виден номер… Черный «Мерседес» во дворе… Неужели нащупал? Неужели все так просто?
Он потер лоб, пытаясь выстроить ускользающий логический ряд. Покалывало в висках и колотилось сердце. Вернул его в действительность вскрик Елены: «Это не Миша!» Он обвел их взглядом, словно увидел впервые. Слетела пелена, и бесформенное нагромождение событий вдруг приобрело четкость и прямолинейность…
— Ищи, кому выгодно, — повторил Артур. — Насколько я понимаю, письма у вас? — Он смотрел на Федора, в стеклах очков трепетали красные точки — пламя камина. Великий инквизитор.
— У меня.
— Хорошо, что они в надежном месте. Я уверен, экспертиза легко установит автора анонимок. Они сыграли свою роль, Леонард Константинович был дезориентирован и напуган. Мы часто беседовали доверительно, он остался совершенно один, испуганный, преданный близкими людьми старик с больным сердцем. Я рад, что смог хоть немного облегчить ему последние дни. Леонард Константинович действительно хотел переписать завещание. Лучше бы он этого не делал, так как это столкнуло лавину. Это ведь всего-навсего деньги, и они не стоят… Они ничего не стоят. — Он скорбно покачал головой. — Не думал, что мое знакомство с семьей произойдет при таких печальных обстоятельствах. Но я обещаю вам, если понадобится моя помощь, я сделаю все, что в моих силах. В память Леонарда Константиновича. Дима, слышите? Я сделаю все.
— Что ты несешь? Какая на хрен помощь! — опомнился Дим. — Что происходит? Кто ты вообще такой?
— Я сын Леонарда Константиновича. — Сказано скупо, негромко, с достоинством.
Слова его произвели эффект разорвавшейся бомбы. Последовала немая сцена. Они смотрели на Артура как громом пораженные. Вдруг Иван опрокинул бокал — тонко звякнуло стекло, — и выругался; дядя Паша пробормотал что-то сквозь зубы; Елена шумно выдохнула. Дим бессмысленно таращился на адвоката.
— Мама перед смертью рассказала, кто мой отец. Я написал Леонарду Константиновичу, потом позвонил, и мы встретились. Это было два месяца назад. Он пригласил меня в Гнездо, собирался представить семье, но события приняли неожиданный оборот… как вам известно. У меня есть письмо Леонарда Константиновича. — Артур достал из кармана пиджака длинный голубой конверт. — Это приглашение в Гнездо. Я благодарен судьбе за встречу с отцом, за то, что провел с ним несколько дней до того… — Он запнулся снял очки, протер стекла.
Федору наконец удалось поймать взгляд Стеллы. Бесконечный миг они смотрели друг на дружку, потом Стелла опустила глаза.
— Докажи! — вдруг закричал Иван. — Анализ ДНК есть?
— Есть. Все есть, все доказательства.
Дим ошарашенно молчал. Он как-то сразу сломался и теперь напоминал шарик, из которого выпустили воздух…
— А почему Леонард Константинович ничего про тебя не знал? — наступал Иван.
— Мама не сказала ему, что ждет ребенка. Леонард Константинович был женат, и мама не захотела разрушать его семью. Тем более он ничего ей не обещал. Она просто ушла из его жизни. Я ее не осуждаю, но думаю, что она не имела права молчать. Мы жили трудно, и я с горечью думаю, что если бы отец знал обо мне… — Он махнул рукой. — Замуж мама так и не вышла. После смерти мамы я стал искать встреч с отцом. Ходил на выставки, присматривался к нему издалека, читал, что о нем пишут. Я колебался, нужно ли… — Артур запнулся. — Мне ничего не нужно, я твердо стою на ногах. Разве что немного тепла, немного участия, родной человек рядом. И я рад, что решился наконец. Мы нашли общий язык, отец рассказывал о себе… много чего рассказывал. Это была радость узнавания. У нас было много общего, те же вкусы, те же книги, та же музыка. Он повторял, что жалеет, что мы не встретились раньше, он вспоминал маму. Однажды он сказал, что если бы знал про меня, то неизвестно, как бы сложились наши жизни…
