Он замолчал, не в силах справиться с волнением. Иван налил себе водки и выпил залпом — в знак протеста; с шумом поставил стакан на стол. Федор не сводил взгляда со Стеллы, с горечью сознавая, что проиграл. Циник Иван сказал бы: поставил не на ту лошадь. Елена плакала и вытирала слезы салфеткой. Дядя Паша покинул гостиную, собираясь принять — душа горела. Лиза растерянно топталась у двери.
Ну что ж…
— Ударил меня в мастерской не Дим, — жестко сказал Федор, на Стеллу он больше не смотрел.
Слова его прозвучали неуместно — какая теперь разница? Тут закручиваются дела посерьезнее.
— Простите? — удивился Артур. — Вы что-то сказали? Я не ослышался?
— Не ослышались. В мастерской был другой человек.
— Вы уверены? Вы же его не видели, я полагаю…
— Ненавижу! — пронзительный женский вопль резанул по нервам. Стелла шла на эшафот. — Ненавижу!
— Дура! Замолчи! — Артур был страшен, голос сорвался на фальцет. Оскаленный рот, брызги слюны. — Думаешь, никто не знает, что ты спишь с этим проходимцем? Дрянь! Я вытащил тебя из грязи… шлюха!
Стелла замолчала; стояла, окаменев. Бледное лицо, громадные безумные глаза…
— Куод эрат демонстрандум!
[7] — торжествующе рявкнул Федор, вскакивая. Прозвучало это несколько театрально, как того и требовала обстановка. Он давно ждал этого момента, он был счастлив, он испытывал восторг и нетерпение.
— Вломи ему, Федя! — завопил Иван, почуяв момент, тоже вскакивая. — Ах ты сука судейская!
Они сцепились. Федор не помнил себя, он лупил, не соображая, куда бьет; получал ответные удары, не чувствуя боли. Он не слышал отборных словечек Ивана, бегавшего вокруг, не видел растерянного Мишу, не видел, как Дим лакает водку прямо из горлышка…
Опомнился он от истеричного женского вопля. На сей раз кричала Елена. Она вскочила с кресла и душераздирающе визжала на одной высокой ноте: а-а-а!
Федор стоял, тяжело дыша, машинально утирая кровь с лица. Артур, размазывая кровь из разбитого носа, сидел на полу…
Глава 27
Бурный финал
Опираясь на костыль, расхристанный, с нечесаными седыми патлами, в неизменном махровом халате в черную и зеленую полоску, в громадных шлепанцах на босу ногу, в дверях гостиной неподвижно стоял Рубан. Смотрел на них…
Насмотревшись, Рубан ухмыльнулся:
— Добрый вечер, господа! Я, кажется, не вовремя? Не помешал?
Они уставились на него оторопело. Федор и Артур с окровавленными лицами, Иван с красной изумленной физиономией и торчащими дыбом волосами, Миша, упавший в кресло, Елена с безумными глазами, Наташа-Барби с неизменной мягкой улыбкой…
— Отец… — пробормотал едва держащийся на ногах Дим. — Ты… э-э-э… откуда?
— Леонард Константинович, — пролепетал Миша, — честное слово… вы же знаете, как я к вам отношусь!
— Продолжайте, мальчики, — Рубан величественно взмахнул костылем, — никоим образом не хочу вам мешать. — А что мы празднуем? Как я понимаю, это не обычный ужин, а ужин с шампанским. Я хочу сесть. Паша!
— Отец, сегодня Новый год… уже… — Дим поднес руку с часами к глазам, — пятьдесят две минуты… нового года.
Дядя Паша проводил Рубана к его месту во главе стола. Лиза проворно убрала тарелку Дима. Рубан уселся, обвел их взглядом.
— Тридцать первое декабря?
— Первое января!
— Ничего не понимаю! А мой день рождения? Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
— Ура! — вдруг заорал Иван. — С воскрешением! Штрафную Мэтру! Пьем стоя!
Переглядываясь, они стали подниматься.
— За здоровье нашего дорогого Леонарда Константиновича! — не унимался Иван.
Они выпили. Рубан, помедлив, осушил свой бокал. Утерся рукавом халата и сказал:
— Что случилось? Можете объяснить внятно?
— Леонард Константинович, у вас случился сердечный приступ, вы были без сознания несколько дней, — сказал Федор.
— И вы решили, что я сплел лапти. Понятно. Ведьма знает?
— Знает. Она приходила каждый день.
— А как же мой день рождения? Надеюсь, отметили? Или зажали? О, тут оливье! Люблю оливье. И запеченное мясо! Наташенька, поухаживай за стариком, что-то я проголодался. А вы, други любезные, значит, попрощались со мной и сели праздновать. А чего, жизнь продолжается, нельзя терять ни минуты. А я взял и… как ты сказал, Иван? Взял и воскрес! Под Новый год. Ох, и люблю я твой салат, Лиза!
Они оторопело смотрели на Мэтра, который с аппетитом ел и не переставал говорить. Испытывая оторопь и дискомфорт, не зная, как держать себя и что отвечать. Не растерялся, похоже, один Иван. С физиономии его не сходила радостная ухмылка.
— Это чудо! — воскликнула Елена. — Если бы вы только знали, Леонард Константинович… — Она всхлипнула.
— Ладно, ладно, милочка, не плачь, я пока жив. Ты права, чудо. Бедная моя голова, полный туман, то ли было, то ли приснилось… на той стороне. Представляете, я был там! Огненный коридор, огненный вход, призраки у входа, манят, подзывают, а я иду, иду… И вдруг отпустили! Согласен, чудо! Меня, грешника, отпустили! Только погрозили пальцем. Не иначе, из-за тебя, Артур. Ты мой сын, я правильно подслушал? Когда стоишь под дверью, слышишь много интересного.
— Да, Леонард Константинович, я ваш сын.
— Еще одно чудо. Почему же ты раньше не признался? Не ответил на приглашение официально, так сказать, приехал инкогнито.
— Я хотел узнать вас поближе, Леонард Константинович. Я не знал, что делать, я не принял решения.
— Разумно. Не всякого типа возьмешь в родители. Кто твоя мама?
— Она работала медсестрой в поликлинике в вашем районе.
— Да? — Рубан пожевал губами. — Не припоминаю. Но тем не менее рад. А то Димке одиноко, он всегда хотел братика или сестричку. И его желание наконец исполнилось. Ты рад, сынок?
Дим промолчал.
— Рад, конечно. А почему вы с Федором подрались? — с любопытством спросил Рубан.
— Он спит с моей женой, — сказал Артур.
— Во как! С моей невесткой? Сочувствую. Федор, что скажешь? Не стесняйся, здесь все свои.
— Фигня! — вдруг вылез Иван. — Ни за что не поверю! Чтобы Федор и… она? Не верю!
Стелла вскочила и бросилась вон из гостиной.
— Похоже, правда, — сказал Рубан. — А кто убил Марго? Если у Миши алиби… неужели Дим? Ты не любил ее, сынок, признай. И наследство, как правильно заметил мой новый сын Артур…
— Отец!
