— Точно журналист, — повторила Зоя. — Нашли тело.
— Заткнись! — крикнула Марго.
— Фи, как грубо. Тебе не хватает манер, дорогая.
— Не смей называть меня «дорогой»!
Зоя ухмыльнулась:
— Миша, скажи своей подруге, что хамить гостям неприлично.
— Марго, ты бы попридержала язык, — сказал Миша.
— Пошел на фиг! — взорвалась Марго.
— Идут… — сказала тихо Стелла.
Они уставились на дверь. На пороге появилась Елена и объявила:
— Гость в дом! Прошу любить и жаловать.
— Алексеев. Федор Алексеев. Добрый вечер, господа! — произнес звучным голосом мужчина, стоявший рядом с Еленой. Был он высок, темноволос и темноглаз, у него было приятное лицо и хорошая улыбка. — Дороги засыпало, едва добрался.
— Мой друг! — сказал сияющий Иван из-за плеча гостя. — Философ! Открываем дверь, батюшки-светы, глазам своим не верю! Федя, друг сердечный! Откуда, спрашиваю, свалился?
— Кто? — не поверил Дим. — В каком смысле философ?
— Профессор философии! Мой старый дружбан. Прошу любить и жаловать. Проходи, Федя, садись. Молоток, что приехал. Кушать хочешь? Прибыл как раз к ужину.
— Вы заблудились? — спросила Зоя, с улыбкой рассматривая нового гостя. — Или упали с неба?
Федор улыбнулся:
— Меня пригласил Леонард Константинович, рассказал, как добраться. Дорогу засыпало, я два раза терялся. Так что с парашютом было бы проще. Погодка вполне новогодняя.
— Он ничего про вас не говорил, — сказала Марго.
— Не успел. Маргоша, принимай гостя, — сказала Елена. — Федор, добро пожаловать в наш спетый коллектив. Будьте как дома.
— Надеюсь, Леонард Константинович здоров? — спросил гость, обводя их внимательным взглядом карих глаз. — Хотелось бы засвидетельствовать… так сказать.
— Здоров, здоров. Засвидетельствуешь, а как же! — сказал Иван, подталкивая его. — Давай приходи в себя, и за стол.
— Может, хотите переодеться? — сказала Елена. — Я провожу… Паша, в какую комнату?
— Пошли, — бросил дядя Паша. — Сам провожу. Ты Любу позови, скажи, в пустую крайнюю. Пусть принесет чего надо.
— Не надо в крайнюю! — воскликнул Иван. — Там привидения. Он будет со мной. Мы в одной. Сам провожу. Пошли, Федя!
— Интересный мужик, — сказал Дим, когда они вышли.
— Красавчик! — перебила Зоя. — А Елена-то наша как завибрировала! Надеется, болезная.
— А где Наташка? — вдруг спросил Дим. — Пора бы им вернуться. Или случилось непоправимое?
Они переглянулись. Дим вскочил…
…В мастерской горели два неярких боковых светильника. Холод был как на псарне. Рубан сидел в кресле в расстегнутой дубленке, надетой на полосатый черно-зеленый махровый халат, нечесаный, заросший седой щетиной. Окна на веранду были раскрыты, под окном намело сугроб. С одной стороны от него сидела на табурете Наташа-Барби, держала его за руку; с другой, на полу — Нора. Поодаль стоял Артур. Нора поднялась Диме навстречу, завиляла хвостом, ткнулась головой в колени.
— Отец, ты как? — спросил он. — Не простудишься?
— О, сынок! Вспомнил про старого папу, пришел. Спасибо, сынок. Если даже и простужусь, кого это трогает.
— Дима, я тут спросила Леонарда Константиновича, сказала, что мы все выпили. Он сказал, дядя Паша даст, — сказала Наташа-Барби.
Дим вытаращил глаза.
— Леонард Константинович сказал, что распорядится, — с нажимом повторила Наташа-Барби, смотря на него в упор, словно намекая на что-то. — Леонарду Константиновичу уже лучше…
Дим недоуменно уставился на девушку.
— В глотках пересохло? — спросил Рубан.
— Знаешь, если ты рассчитывал, что народ будет пить чай, то… сам понимаешь.
— Не идиот, не рассчитывал. Надо было взять у Паши.
— Так он же не дает!
— Неужели выжрали весь погреб? — удивился Рубан. — Однако. Искали?
— Где? Марго не знает.
— Надо было съездить в поселок.
— Так пытались же! — вырвалось у Дима.
Наташа-Барби схватила его за руку и сказала:
— Пытались, но дорогу завалило.
Она покачала головой, и тут до Дима наконец дошло: они не решились сказать отцу про журналиста! Он взглянул на Артура — тот пожал плечами.
— Леонард Константинович, я принесу вам поужинать.
— Спасибо, девочка. — Рубан погладил Наташу-Барби по щеке.
— Отец, тут еще один гость заявился на ночь глядя, — сказал Дим. — Говорит, ты пригласил.
— Я пригласил? Никого я не приглашал. Кто таков?
— Какой-то философ. В смысле, профессор философии. Друг нашего Ивана.
— Профессор философии? — недоуменно переспросил Рубан. — Какой к черту… — Он запнулся, подумал и сказал: — Точно, пригласил. Профессора философии… да! А кому не нравится, не держу, скатертью дорога. Где он?
— Переодевается. Иван забрал его к себе в комнату.
— Выйти разве на люди… — Рубан задумался, пожевал губами.
— Я могу привести его сюда, — сказал Дим, поймав взгляд Наташи-Барби.
— Ладно, уговорили. Засиделся я чего-то… Выйду! — решил Рубан. — Позови Пашу!
Наташа-Барби поднялась.
— Вы что, не сказали ему про журналиста? — спросил Дим в коридоре.
— Мы собирались, но Леонард Константинович выглядит неважно, — сказал Артур. — Подумали, что надо подождать до завтра, может, что-то прояснится.
— До завтра? Он увидит, что его нет за столом… Надо сегодня! Придумали, что соврать?
— Никто не ожидал нового гостя, — сказала Наташа-Барби. — Нехорошо получилось.
— Идиотская ситуация! Что теперь делать?
— Придется сказать.
— Слушай, тут такое дело… ты нравишься отцу, — шепотом сказал Дим, оглянувшись на Артура. — Может, поговоришь? Ты же видела, как он со мной. А тебе не откажет, даст.
— Это ваши дела, Дим, не хочу вмешиваться.
— Наташка, ты чего? Мы ж на нуле!
— Нет.
— Ну и дура.
Наташа не ответила; лицо ее сохраняло спокойное и мягкое выражение — похоже, она нисколько не обиделась…
…Рубан принял нового гостя в мастерской. Он был чисто выбрит и причесан, вместо халата на нем были джинсы и синий свитер.
— Федор Андреевич? — Он поднялся навстречу Алексееву. Бородатый коричневый терьер осторожно подошел к гостю, обнюхал. — Нора, фу! — сказал хозяин.
— Можно Федор. Добрый вечер, Леонард Константинович. Привет, Нора! — Он потрепал собаку по голове.
