Меня передернуло от суеверного страха, и я, пораженный, долгое время не мог оторвать взгляда от мертвого лица, так что не сразу заметил человека, сидящего на стуле в тени, ближе к стене и, видимо, бдящего у гроба своего родственника или друга. Когда же я обратил на него внимание, то понял, что и он смотрит на меня немигающим взглядом, словно вопрошая, кто же я, собственно, такой. Я замежевался и не знал, что мне делать, – сказать ли что-нибудь или молча ретироваться. Человек спас положение, закачав вдруг головой и молвив: «Надо же… так и есть», после чего отвернулся и стал смотреть на покойника.
Тогда мне удалось сохранить рассудок, хотя я узнал его… Усилием воли я подавил готовый было сорваться с моих губ крик удивления и попробовал хоть как-то упорядочить свои мысли. Это мне плохо удалось…»
– Кто? Кто это был, Альберт? – затряс я в нетерпении плечо друга. – Ты сказал, что узнал его!
– Да, Галактион, я узнал его, но не тряси так, иначе меня стошнит…
– Извини. Ну, так все же, кто это был?
Альберт покачал головой.
– Нет-нет, потом… Помолчи еще немного, дружок, не трать зря времени, – его у нас мало.
Я вновь извинился и попросил Альберта продолжать.
«…Я бросился ко входной двери, страстно надеясь, что она выпустит меня назад, в девяностые…. Но тут произошло невероятное – сидевший у гроба человек вдруг вскочил и кинулся следом за мной! Ужас обуял меня, я был уверен, что он хочет схватить меня или даже убить, и я не помню, как преодолел пять лестничных пролетов и выскочил из подъезда. По счастью, преследования больше не было, и я поблагодарил Бога, что отделался лишь испугом.
Но тот, кто открыл мне врата в прошлое, оказался куда более жестоким и расчетливым, чем я мог себе представить. В его планы входило свести меня с ума, превратить меня в то рехнувшееся, опустившееся животное, каким ты меня еще помнишь! Тогда я не знал этого и, если бы мне кто-то сказал нечто подобное, то я наверняка подумал бы, что он шутит. Как можно сделать из человека сумасшедшего? Напугав его? Продолбив дыру в его голове? Как?!
Я был наивен, ибо искренне полагал, что законы бытия, вдалбливаемые нам в школе – незыблемы и любое событие, даже самое невероятное, всегда можно по раздумии подогнать под одну из внушенных нам догм.
Знаешь ли ты, Галактион, что-нибудь о пятом измерении? Его еще называют «измерением вероятности»? Нет? Так вот… Шизофрения, чтоб ты знал – не такое уж редкое заболевание, хотя и не такое частое, как, скажем, грипп или коклюш. Известно, что в человеческой популяции лишь один или двое на сотню страдают этим недугом, – такова статистика и такова же, если хочешь, вероятность заболеть. А это значит, что оккультисту, практикующему с пятым измерением, вовсе не нужно было ни бить меня по голове, ни как-то чрезмерно расшатывать мою психику, чтобы слепить из меня готового шизофреника. Ему достаточно было лишь чуть-чуть сдвинуть вероятность того, что я заболею, в нужную сторону… И вот мы уже имеем манифестацию психоза, влекущую за собою насильственную изоляцию от общества, сильнейшие медикаменты и положение изгоя! Да-да, именно изгоя! Скажи-ка мне, Галактион, признайся без напускной оскорбленности – очень ли ты желал в то время видеть своего свихнувшегося друга? Много ли удовольствия доставляли тебе утомляющие, вынужденные визиты ко мне в больнице и дома, куда ты, толкаемый чувством мнимого долга, время от времени забредал «поболтать со мной»? Это было отвратительно, Галактион, не правда ли?
Ну, да я не об этом. Невозможно винить кого-то в недостатке внимания к тяжелобольному, равно как и врать себе, что я-то бы, дескать, поступил иначе. Охотно верю, что мое тогдашнее состояние не располагало к частым посещениям и продолжительным беседам…
Так вот, дальше все было просто. В день одного из моих краткосрочных просветлений, которые случались все реже, ко мне в больницу пришел человек. Не знаю, что он там такого наплел церберу-санитарке, но она без лишних слов пропустила его в мою загаженную палату. Я как раз занимался своим утренним туалетом, то есть безучастно таращился на стоящий передо мною таз мыльной воды, будучи не в силах сосредоточиться на процедуре умывания. По причине этой болезненной расконцентрации я и на вошедшего не обратил особого внимания – мало ли, кто здесь шатается? Однако и тут он устроил маленькое чудо – повернул невидимый рычажок управления вероятностью в нужную ему сторону, и вот уже мысли мои вновь обрели последовательность и логичность, апатия сменилась живейшим интересом к происходящему, а собственная неопрятность начала вызывать отвращение. Все эти разительные изменения произошли со мной за считанные минуты и я, поняв, что человек этот явился не просто так и собирается говорить со мною о чем-то, попросил разрешения привести себя в порядок, против чего он не стал возражать.
Так я и познакомился с твоим старым «приятелем», Георгом Райхелем. Надо сказать, он с самого начала был довольно любезен и производил впечатление искреннего человека. Правда, он не признался мне тогда, что моя болезнь – дело его рук (об этом я догадался позже сам), но сказал, что поможет мне избавиться от нее раз и навсегда. Ни имени своего, ни рода занятий он не скрывал, а на высказанное мною предположение, что он – дьявол, – невесело рассмеялся. «Будь я дьявол, – сказал он тогда, – мне не пришлось бы являться к тебе через целую сеть препон и просить тебя о помощи». Подумав, я вынужден был признать, что это, скорее всего, так и есть и спросил, чем же я, собственно, могу служить ему. Не стану скрывать, я был очень осторожен в выборе выражений, ибо обещанная им мне перспектива избавления от моего ужасного недуга звенела в моей голове свадебным маршем, сменившим заунывный набат обреченности.
Тогда-то я и узнал о таинственных Картах Навигации. Райхель представился мне великим ученым, рассказывал о своих находках и планах и убеждал меня в том, что магии как таковой вовсе и не существует, и всякому чуду есть научное объяснение. Этим он, кстати, напомнил мне наших школьных учителей, твердо стоящих на почве партийного прагматизма.
Обретя Карты, он смог бы расширить ареал своих изысканий, что, несомненно, принесло бы огромную пользу всему человечеству. Сам он, к сожалению, не настолько одарен, чтобы суметь в одиночку пройти бескрайними просторами Большой Спирали и составить собственные Карты, а посему, к прискорбию, вынужден воспользоваться чужими. Проблема состояла в том, что тот, кто обладает Картами, а именно некий Штурман, – в силу своей гениальности настолько нелюдим и некооперативен, что все попытки профессора договориться с ним полюбовно окончились полным провалом. В довершение всего Штурман, испугавшись продолжения дискуссии, и вовсе исчез из его поля зрения и не совался уж более в Большую Спираль, зная, что именно в момент Перехода наиболее уязвим. Райхель же, однако, не терял надежды, поскольку был уверен, что Штурман не ушел в другие миры, так как не может этого сделать, не собрав своей команды. На мой вопрос, откуда ему известно, что команда все еще не в сборе, он лишь сказал, что информация эта достоверна, а значит, у нас есть время.
Когда я, взволнованный и едва ли соображающий, что делаю, пообещал помогать ему в розыске Штурмана, а значит и Карт, я поинтересовался, отчего же он не выбрал для этой цели тебя, за которым наблюдал значительно дольше?
