Еду нас учили различать очень долго. В ней нет жизни, движения, как хотя бы в той же воде. Омаа часто проходит сквозь, не воспринимая. Приходилось по крупицам выделять заряд потенциальной энергии, которую она может дать, соотносить, чтобы понимать, что перед тобой. Сейчас-то в большинстве случаев получается автоматически.
Нагружаю на поднос побольше, машинально поглядываю. Ноэлия все еще в моей комнате, странно, почему не уходит?
Подогреваю чай, на всякий случай отойдя подальше от электроприбора. Окидываю взглядом лестницу, по-прежнему пусто. Спешу наверх, ступени сами ложатся под ноги, присматриваюсь к синей ауре. Звук открывающейся двери настораживает, прислушиваюсь — со стороны покоев императора. Ничего не вижу, аура Ивена едва уловимо маячит в его изолированной комнате. Легкие шаги — их, конечно, узнаю. Останавливаюсь, соображаю, что делать. Видок у меня…
— Дарсаль. — Голос Иллариандра не то строг, не то ироничен.
— Слушаю, мой господин, — отвечаю.
Ну не на пол же в самом деле этот поднос приткнуть.
— Неужели ни одной служанки не нашлось? — насмешливо.
Кроме той, которая недавно от тебя вышла, ни одной. Спят все.
Напряжение при мысли о том, что ему могло стать известно о поцелуе, отступает, позволяя сохранить спокойствие. Хотя бы видимое.
— Мне несложно, мой повелитель.
— Что ж, надеюсь, ты не ошибся с выбором карьеры.
— Слепые Стражи редко ошибаются, мой повелитель.
Жаль, не просматриваю его, почему-то кажется, будто недоволен. Наверное, нужно более покладисто отвечать. Трудно понять, для чего он здесь. И Ноэлия все еще в моей комнате. Невыносимо думать, что он может запретить это.
— Что ты хочешь мне рассказать? — звучит ритуальное.
Все меньше и меньше хочется кому-нибудь рассказывать.
— Ничего, мой повелитель. Если только вы не хотите о чем-либо спросить.
— Императрице необходимо бывать в изолированной комнате, иметь возможность расслабиться. Но не кажется ли тебе, что моя невеста слишком часто там бывает?
Лишь сейчас осознаю, насколько удобная для императора позиция. Императрица привыкает к личному Стражу, «расслабляется», а тот продолжает наблюдать и доносить. Счастье, что мне нечего доносить. Если не считать…
Не думать о мягких губах, стройном теле, которое так приятно обволакивать омаа!
— Ей сложно свыкнуться с переменой судьбы.
— Знаю-знаю, об истерике наслышан. Скажи, не спрашивает ли она лишнего?
Лишнего — это какого? Про змею?
Впрочем, если бы его именно это заинтересовало, вопрос наверняка звучал бы иначе.
— Сам-то можешь разгуливать здесь хоть нагишом, а вот императрице пристало через парадные двери ходить.
Понятно. Доложили о встрече.
— Вам не о чем беспокоиться, мой господин.
Ноэлия даже не догадывается, и надеюсь, никогда не догадается. Подозреваю, для нее было бы сильным разочарованием. Если не ударом.
— Рассчитываю на это. — Явственный монарший кивок.
— Всегда, мой господин.
Иллариандр берет что-то с подноса, кидает в рот, разворачивается, уходит к себе. Спешу в свою дверь. Я поклялся служить ему без остатка…
Синяя аура удивительно спокойна. Вздрагивает слегка, присматриваюсь. Неужели заснула?
Тихо ставлю поднос, подхожу бесшумно. Действительно, свернулась на кровати, мерное дыхание, едва уловимое золотистое движение у глаз. Что-то снится.
Перекусываю наскоро, все жду, что проснется. Не хочу будить.
Но она лишь устраивается поудобнее, кладет руку под голову.
Золотистый свет сменяется темными пятнами, настораживаюсь. Похоже, сон становится беспокойным, мрачным. Даже видятся какие-то обрывки — смутное естество четкого механизма вроде летающей машины. Тревога, бегущие люди. Все ускоряется, круговорот, девушка со стоном цепенеет, вцепляется руками в подушку.
Приближаюсь, сажусь рядом. Мгновение колеблюсь. Обнимаю, обволакиваю омаа, чтобы успокоилась. Прижимаю к себе, вспоминаю — Лия. Ли. Так ее называли девочки из пансиона. Так и сидел бы с тобой всю ночь. Вдыхаю аромат. Вкусная, манящая. Невеста императора.
Переворачивается, укладывает на меня голову. Метка у основания шеи клубится синим светом. Поглаживаю разметавшиеся волосы. Нам с тобой еще столько дней в одном фертоне ехать. Мучительное наслаждение.
Тучи развеиваются, снова невесомое марево золотистого сияния. Легко провожу омаа по улыбке. Губы приоткрываются, словно дразня, тонкая струйка проникает внутрь, заставляя почти пережить заново наш поцелуй.
Едва покачиваю. Ведь наставники учили: омаа нельзя удерживать и подчинять. Вот и не удерживаю. Позволяю единственное, что мне доступно, полностью контролируя силу, чтобы не допустить ожогов. Впрочем, омаа снова отдает синевой. Скользит по изгибам девичьего тела. Никогда еще это не приносило столько удовольствия.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ноэлия
Такой сон… Муж? Или все-таки личный Страж? Благоухающий сад — почти нереальный, каких я никогда не видела в Иштаре или тех городишках Йована, куда нас с девочками изредка возили. И вряд ли увижу в Хадраме — климат в Айо более суровый. А там, в этом саду, что-то и вовсе неприличное, но до безобразия приятное. Такое тепло снаружи и внутри… Если близость с мужчиной предполагает нечто подобное, я, пожалуй, понимаю Алму. Так и хочется обнять, прижать к себе покрепче…
— Простите, моя госпожа, — словно издалека доносится тихий, ставший уже почти родным голос.
Нет, только не разрушайте мой счастливый сон! Не могу сообразить, где я, вижу склонившегося Дарсаля будто через голубую дымку. Распахнувшийся халат открывает часть груди, ловлю себя на желании убрать его совсем. Вдруг доходит: заснула на кровати собственного охранника, подскакиваю — еле успевает отклониться. Сейчас бы еще фингалом обзавелся. Следующим накатывает осознание, что он читает эмоции, значит, знает, какой откровенный сон я видела, о чем только что думала!
— Вы заснули, — сообщает едва хрипло, поднимается. — Я бы отнес вас, но не звать же служанок, чтобы раздели.
— Мне император снился, — брякаю от страха.
Взгляд Дарсаля пробирает, не оставляя ни малейших сомнений, кто был во сне на самом деле. Но не могу же я ему сказать.
— Императору будет приятно узнать, — отвечает, отворачиваясь к окну.
Предупреждает, что ли? Как ледяной водой окатил. Впрочем, может, и к лучшему. Пускай рассказывает.
— Спасибо, — буркаю, спешу к себе.
Забираюсь в кровать, укрываюсь с головой, мечтаю, что это защитит меня от Слепых. Иллюзия.
