Время, когда Иешуа не было среди нас, стало достаточно трудным для всех его сторонников, оставшихся без учителя. Двенадцать были охвачены сомнениями, стоит ли надеяться на возвращение Иешуа. Некоторые из них, направляемые Фомой, стали поговаривать о том, что, может, следует разойтись, так как учитель отказался от нас. В конце концов Шимон сказал, что, если учитель открывал нам истину, она и останется истиной, даже когда его с нами нет. Он велел нам держаться вместе и поддерживать тех, кто пришел к нам недавно, не оставлять заботу о бедных и больных.
Надо сказать, что из-за возводимой на нас клеветы количество людей, ищущих Иешуа, значительно уменьшилось. Мы продолжали ходить по округе и собираться в домах, принимающих нас, но на наших встречах теперь редко бывало более десятка человек. А двери некоторых домов даже откровенно закрывались перед нами. И казалось порой, что дело Иешуа пропало втуне, то есть случилось то, чего он так боялся, — люди шли к нему только как к целителю, их привлекала только сила его личности. Они не нуждались в том, чему он хотел их научить. Однако Шимон не намеревался отступать. Он и я, мы вместе часто ходили в Бэт Майон, Арбелу или в Аммазус. Мы находили там людей, которые охотно раскрывали пред нами двери своих домов. Мы видели, что несмотря на все, что пришлось испытать, вера многих осталось твердой и непоколебимой, и нас встречали с любовью. Такое отношение придавало нам силы. Значит, надо было заботиться о той малой горстке, что осталась верна учителю, как в свое время учитель заботился о нас, когда мы тоже были малой горсткой. Шимону, человеку немногословному и далеко не красноречивому, на первых порах приходилось трудно. Но позднее оказалось, что его немногословность была привлекательна для многих простых людей — он умел кратко и доходчиво объяснить суть учения. Я смогла оценить, как много он воспринял из того, чему учил нас Иешуа. Нет, труды Иешуа совсем не пропали даром, достаточно было посмотреть на нас самих и увидеть, насколько сильно все мы изменились. Я вспоминала ту девчонку, избалованную и наивную, которой я была, когда впервые встретила Иешуа. И я сравнивала ее с собой, какой я стала сейчас, прошедшей так много дорог в Галилее, научившейся уважать саму себя и научившейся глубже смотреть на вещи.
Спустя некоторое время после ухода Иешуа до нас дошло известие: Езекия, исчезнувший было из поля зрения, снова объявился в своем родном Берсабее. Он был роскошно одет и на всех перекрестках без устали рассказывал о том, как щедро его наградил Ирод за ту службу, что тот ему сослужил, избавляя Галилею от лжепророка. Мы были поражены цинизмом его признаний. Якоб и Шимон решили идти в город и заставить злодея ответить за свои слова и поступки. Езекию обнаружили мертвецки пьяным в городской таверне. Он громко хвастался всем и каждому, как он обманул и очернил Иешуа и его людей. Заметив вошедших Шимона и Якоба, он нисколько не смутился, а, наоборот, стал просить, чтобы они подтвердили все то, о чем он здесь болтал.
— Вы должны благодарить меня, — сказал он заплетающимся языком, — это я избавил вас от шарлатана.
Якоб уже готов был пустить в ход кулаки, но Шимон остановил его. Он обратился к Езекии.
— Если это был шарлатан, зачем ты клеветал на него, а не сказал всю правду?
— А я и говорил одну лишь правду, — ухмыльнулся негодяй, — я хвалил его добрые дела.
Он был безмерно горд своей находчивостью. Тут только стало проясняться, ради чего мерзавец затеял свое черное дело. Гордый, он появился в своем городе, разодетый в богатые одежды, сорил деньгами, без счета доставая серебро из своего кошелька, и мог теперь помыкать теми, кто презирал его. Распираемый спесью, он не в силах был держать язык за зубами и везде рассказывал, как ловко он всех обманул. Но распространяясь о своих кознях, он возвращал Иешуа его доброе имя. И, наоборот, ни у кого уже не возникало сомнений в том, какой Езекия подлец.
В конце концов Езекия сам стал жертвой собственного необузданного бахвальства. Однажды утром его обнаружили у дороги неподалеку от Берсабеи избитым и тяжело раненным. Нашел его случайно кто-то из учеников Иешуа. Сначала решили, что Езекия уже мертв, и хотели оставить его, подумав, что так Господь наказал злодея за его низость. Но потом заметили, что жизнь еще теплится в нем, пожалели его и отнесли в город. Когда в городе появились ученики Иешуа с окровавленным Езекией на руках, все решили, что именно они пытались убить его. Но сам Езекия, придя в сознание, оправдал их, рассказав в присутствии свидетелей, что был ранен своими компаньонами, придворными Ирода. Они подстерегли Езекию на дороге, напали, избив палками до полусмерти, и бросили умирать. Так Ирод, до которого дошли вести о том, что Езекия всем хвастается о выполнении его задания, подослал своих людей, дабы укоротить язык болтуну. Иначе люди, начавшие из-за клеветы Езекии терять уважение к Иешуа, узнав правду, снова стали бы почитать его. Ирод боялся, что любовь народа опять примет угрожающие размеры, и жалел тех денег, что заплатил Езекие за «работу».
Раны Езекии оказались смертельными, и, чувствуя приближение смерти, он произнес такие слова:
— Господи, ты знаешь, что я не лгал, когда говорил, что склонился на сторону Иешуа, ибо он великий человек, а я недостойный из недостойных.
Сказав это, он умер; все, слышавшие его, были глубоко тронуты такими последними словами.
Нечего и сомневаться, что новость, о том, что Езекия признал свою вину перед Иешуа и даже на самом деле хотел стать его сторонником, с быстротой молнии облетела округу. И теперь уже все, кто из-за клеветы Езекии отвернулись от Иешуа, поняли, как они оплошали. То, что такого человека, как Езекию, тронули проповеди Иешуа, в чем тот признался на смертном одре, явилось свидетельством величия Иешуа. Однако двенадцать были далеки от того, чтобы, подобно Езекии, начать расхваливать себя везде и всюду. Шимон приложил много стараний, чтобы не допустить такой ошибки. Он призывал всех нас, следуя примеру Иешуа, поменьше говорить о своих успехах. И мы спокойно приняли новость о том, что наша репутация теперь восстановлена, и радушно принимали тех, кто приходил к нам с открытым сердцем, извиняясь и признавая свои ошибки, что пробудило еще больше доверия по отношению к нам. Мы никого не упрекали и никого не обвиняли, но радовались каждому, приходившему к нам со словами привета. Ко мне пришли несколько женщин — я помню, что раньше не раз ловила на себе их косые взгляды, — теперь они просили у меня прощения и в знак примирения принесли масло и другие достойные подарки. Мне стало неловко: я вспомнила свою собственную вину перед Рибкой; в моей душе не было ни тени озлобления по отношению к ним, я была искренне тронута их поступком. Они пришли ко мне с распахнутой душой, и я понимала, что едва ли сама смогла бы так смирить свою гордость.
Таким образом, последователи Иешуа снова обрели свой круг, а те, кто клеветал на него, во всем признались и раскаялись. Но мы не могли в полной мере вкусить радость этих счастливых событий, потому что Иешуа не было с нами. Никто из нас не получал никакой весточки от него, ни единого слова. Намерен ли он возвратиться к нам или нет? Несколько человек из числа двенадцати решили пойти в Капер Дан, что находится чуть севернее, и попытаться узнать что-нибудь там. В Капер Дане проживало много евреев, и, возможно, Иешуа бывал там и его там помнили. Но к великому нашему удивлению, ни один человек из города не слышал ни о каком Иешуа, а ведь Капер Дан находится на расстоянии всего лишь дня пути от Капер Наума.
