Исия, в отличие от брата, была счастливым ребенком. Мечтательная девочка с воображением и безграничной фантазией, плачущая над выпавшим из гнезда птенцом или смеющаяся и танцующая, когда шел дождь. Тэйн завидовал ее страсти к жизни, беззаботной радости и старался держаться поближе, впитывая тепло, исходящее от нее. Весь мир казался лучше оттого, что Исия была рядом. Как и все дети, девочка падала и набивала синяки, но Тэйн всегда оказывался около сестры и умело перевязывал кровоточащее колено и вытирал слезы. Именно стремясь облегчить ее боль, мальчик и начал изучать заживляющие свойства трав, прикладывая их и на свои ушибы.
Со своей стороны Исия обожала старшего брата. Но девочка любила всех и каждого, даже строгого отца, который не проявлял при малышке своих жестоких наклонностей. Эрий никогда не наказывал сына в присутствии дочери, чтобы не лишиться ее привязанности.
Исия была единственным светлым пятном в жизни Тэйна. Похоже, отец почувствовал отвращение сына к себе после того случая в лесу. Эти догадки вместе с нарастающими разногласиями с членами совета привели к тому, что Эрий стал избивать мальчика все чаще и сильнее, не прощая ни малейшей провинности. Отец заставлял Тэйна учить наизусть целые главы истории Сарамира, а затем пересказывать их. И если тот где-то ошибался, то подвергался немедленному жестокому избиению.
Тэйн спасался от насилия в лесу. Он уходил туда на несколько дней, постигая искусство охоты и выживания в дикой местности. Все чаще ему хотелось оставить семью и остаться жить здесь, в окружении животных и деревьев, где никто не был так жесток, как тот тощий, страшный человек, который поджидал его дома. Но Тэйн всегда возвращался, помня про Исию.
Это случилось, когда ему исполнилось шестнадцать лет.
В течение недели юноша не появлялся дома, рыская по берегам реки и в скалистых укромных уголках в поисках редкого кустарника под названием иристисима. Корни этого растения обладали мощным жаропонижающим свойством, и их использовали, чтобы снять лихорадку. К этому времени Тэйн учил в библиотеке не только бесполезную историю Сарамира, но и ботанику, от которой получал удовольствие. Исия скучала по нему, а он убеждал себя, что сестра уже не слишком нуждается в постоянном присутствии старшего брата, поскольку обрела в городке друзей, настоящих, а не просто знакомых, как у Тэйна. Юноша так и не обзавелся приятелями, потому что постоянно был вынужден скрывать свои побои, прикидываясь больным.
Подойдя к дому, Тэйн, прежде чем войти, посидел в тени дубов, прислонившись спиной к большому камню. День был жарким и душным, и рубашка промокла от пота. Затем, опираясь на ружье, как на посох, чего отец никогда не разрешал ему делать, шагнул в дверь и огляделся. Тишина в доме обычно свидетельствовала, что Эрий далеко. Но на этот раз сердце заколотилось от недоброго предчувствия.
– Мама, – позвал он, прислонив винтовку к крыльцу. Испуганное лицо появилось в дверях кухни, а затем вновь исчезло.
Тэйн почувствовал, как внутри все похолодело. Юноша стремительно, не постучав, распахнул дверь в комнату Исии.
Девочка сжалась комочком в углу простой деревянной кровати, спутанные длинные волосы закрывали распухшее от слез лицо. В следующий момент Тэйн понял, осознал, что случилось. Именно этого он подсознательно опасался все время.
Как во сне, он пересек комнату и встал на колени перед сестрой. Девочка бросилась в его объятья и прижалась так крепко и отчаянно, словно брат мог успокоить ее боль, как делал прежде. Вены на шее юноши пульсировали, пока Исия рыдала на его плече. Взгляд Тэйна упал на темные пятна крови на простыне, на синяки на тонких запястьях, оставшиеся от пальцев Эрия, когда он удерживал дочь. Подол желто-шафранового платья стал рыже-коричневым в том месте, где девочка сжимала его коленями.
Приготовив успокаивающий отвар из шлемника и валерианы, Тэйн дал его Исии и укачивал сестренку на руках до тех пор, пока она не уснула. Только потом он ушел в лес и не возвращался до следующего утра.
К тому времени, как он вернулся, отец уже пришел домой и теперь сидел за круглом столом в кухне. Тэйн заглянул в комнату сестры, чтобы проведать Исию, но она еще спала. Он спустился в кухню, сел напротив Эрия и поставил на стол наполовину пустую бутылку вина. Отец наблюдал за действиями сына с каменным выражением лица, словно все шло как обычно, и он не разрушил только что самое драгоценное, навсегда сломав хрупкую невинность создания, объединявшего их семью.
– Где ты взял бутылку? – спросил отец низким и хриплым голосом, что предвещало близкую беду.
– В твоем шкафу. – Тэйн больше его не боялся.
Кенда, склонившаяся у печи, попыталась незаметно улизнуть, почувствовав надвигающийся скандал.
– Принеси нам две кружки, мать, – остановил ее Тэйн.
Женщина замерла. Сын еще никогда не приказывал ей. Кенда вопросительно посмотрела на мужа. Тот утвердительно кивнул, и женщина принесла кружки. После чего поспешно вышла из кухни.
– Ты пьян.
– Верно, – согласился Тэйн, разливая вино.
Эрий пил редко и в таких случаях всегда становился спокойным, как абаксия, тихий дух гор.
Отец пристально смотрел на сына. Обычно их разговоры заканчивались тем, что Тэйн катался по полу, стараясь закрыться от ударов кулаков или пряжки ремня. Но сейчас Эрий почувствовал, что зашел слишком далеко, пересек некую невидимую линию. И к тому же Тэйн стал достаточно силен и мог противостоять ему. Сын вел себя дерзко, вызывающе и смотрел на родителя таким взглядом, какого Эрий никогда прежде не видел. В глазах Тэйна была пустота, словно все живое в них умерло. Впервые в жизни отец почувствовал, что боится отпрыска.
– Чего ты от меня хочешь? – осторожно спросил Эрий.
– Мы с тобой сначала выпьем. – Тэйн подтолкнул к нему кружку. – А потом поговорим.
– Ты не будешь указывать, что мне делать, – возмутился Эрий, приподнимаясь.
– Сядь! – Тэйн стукнул кулаком по столу. Отец замер. Сын впился в него ненавидящим взглядом. – Ты сядешь и возьмешь кружку. Или, боги – свидетели моим словам, пожалеешь, что не послушался.
Эрий сел, поняв, что уже не властен над сыном. За долгие годы он привык к беспрекословному выполнению своих приказов, желаний и прихотей и теперь просто не знал, как вести себя с новым Тэйном. Руки его задрожали, когда сын небрежно откинул назад волосы со лба – тогда он еще не брился наголо.
– Тост. – Тэйн поднял кружку. Задрожав, Эрий последовал его примеру. – За семью.
С этими словами он одним глотком выпил свое вино. Отец сделал то же самое.
– Исия была всем для меня, отец, – горько произнес Тэйн. – Единственное хорошее, что ты сделал в своей жизни. И сам же разрушил.
Эрий опустил глаза в пол, чтобы не смотреть на сына.
– Почему? – прошептал Тэйн.
Отец долго не отвечал, но юноша ждал.
– Потому что тебя не было, – спокойно сознался Эрий.
