Но крупных принципиальных просчетов не было – устранили «плюхи» в рабочем порядке.
– Так как назовём наше детище? – спросил Николай Николаевич, когда в октябре я посадил этот аппарат на московском аэродроме. Мы прилетели почти всей конструкторской командой просто потому, что нам захотелось проветриться в столице.
– Ан-226, – ответил я, закатив глаза в задумчивости.
– Почему именно по моей фамилии? – спросил Олег Константинович.
– Николаю Николаевичу нельзя отмечаться в таком деле – он у нас на всех обиделся и убежал на Волгу. Александру Сергеевичу тоже никак, а то враги перестанут бояться его кусачих москитов. Ну… Москалев начинается с «Мо» и москит тоже с «Мо». Мои буквы уже Павел Осипович занял, так что кроме вас – больше некому.
– Тогда, что это за номер такой несуразный? Почему двести двадцать шесть?
– А я людей пересчитал, что участвовали в творческом процессе. Мастеров, наладчиков, испытателей – куча же народу хоть что-то, да подсказала.
Пока Антонов переваривал эту белиберду, Поликарпов задумчиво смотрел на меня, а потом перевёл взгляд на Олега Константиновича. Он-то никогда не забывал о том, что я из будущего. И могу помнить, сколько всего понаизобретает этот пока начинающий конструктор. А больше об этом среди нас никто не догадался.
Наверное, мог бы сообразить товарищ Сталин, если бы слышал моё «обоснование», но он только подходил от остановившейся рядом машины. Вид нашего «аппарата» его явно заинтересовал – он вообще уделял много внимания авиации и, говорят, неплохо в ней разбирался.
– Вы, товарищ Субботин, как всегда весьма недисциплинированны, – проговорил он с мягким нажимом в голосе. – Прилетели на не принятом комиссией самолёте, да еще и целый коллектив главных конструкторов на ней привезли.
– Раньше обычай такой был, – отвечать начал Поликарпов, – когда по вновь построенному мосту проходил первый поезд, инженер-строитель обязательно стоял снизу, чтоб сразу получить по голове, если чего-то недосмотрел.
Сталин сдержанно улыбнулся. Кажется, он получал удовольствие от увиденного:
– Как мне кажется, от идеи несущего фюзеляжа, использованной в… «Сарае», вы не отказались.
– Четыре в ширину и двенадцать в длину – это же полсотни дармовых квадратных метров толстопрофильного крыла, – улыбнулся Антонов. А на них, между прочим, пошел драгоценный крылатый металл.
– Но днище у вас, я вижу, фанерное, – вождь разогнулся, заглянув под брюхо нашему детищу.
– Я же говорил, что нужно покрасить, – посетовал Москалёв.
– Так, покрасили. Зелёной армейской краской, – пожал плечами Антонов. – И тут особой прочности не нужно, – пояснил он, повернувшись к Сталину. – Каркас пола и днища выполнен из стальных профилей в виде одной объёмной фермы, чтобы грузом не проломило. То есть снизу обшивка не несущая.
– Тогда объясните мне, почему сзади у вас винты двойные, а впереди – одинарные?
– Из-за моторов, – вздохнул Москалёв. – Двенадцатицилиндровые однорядные прокляли в производстве – никак не могут добиться нужной точности обработки такого длинного коленвала. Нам пришлось ставить три шестицилиндровых – один вперёд и два назад. Средний из моторов немного приподнят так, чтобы его ось прошла до заднего окончания мотогондолы, где он через шестерню закручивает соосный винт в противоположную сторону.
– То есть не получилось у вас поставить по тысяча шестьдесят и вы остановились на девяти сотнях. А поставить другой двигатель, мощнее, вам почему не захотелось?
– А где их взять? – пожал плечами Олег Константинович. – Все давно расписаны по другим самолётам. Только ММ-1 более-менее доступны. Это, я думаю, до тех пор, пока не принято решение о выпуске москитных истребителей большой серией?
– Как охлаждается передний из трёх двигателей, мне, кажется, понятно. Но где воздухозаборники двух задних? – Сталин не стал выдавать своих планов в отношении постройки самолётов. – Они же закрыты совершенно гладкими капотами.
– Воздух поступает с верхней поверхности плоскости, – ответил я. – Засасывается через отверстия над второй третью хорды крыла и через канал в консоли подвеса подаётся ко второму и третьему двигателям. Такие решения стали применять значительно позднее, но нам они и сейчас не помешают. И на динамику влияют положительно, и к подъёмной силе не лишняя добавка.
– То есть вы поставили отдельный насос для обдува? – уточнил Иосиф Виссарионович.
– Никак нет. Вот же насос! – показал я на задние винты. – А на корме обтекателя мотогондолы имеются шторки, которыми можно отрегулировать охлаждение хоть второго двигателя, хоть третьего. Словом, машина готова к испытаниям. Как только прибудет комиссия – приступим.
В это время наше внимание привлекла упряжка гнедых. Она бодро двигалась, таща пушку и артиллерийский передок. Лихо подскакала, молодецки повернулась и встала рядом с раскрытой аппарелью. Бойцы мигом отцепили орудие и на руках вкатили его в грузовой отсек.
– Не лезет, товарищ майор! – отрапортовал подъехавшему на «эмке» красному командиру молоденький сержант.
– Сам вижу, что не лезет, – ответил Витя Алябьев – тот самый, который уговорил меня подвезти солдат для оцепления заводского аэродрома в Горьком пару лет тому назад.
– Здравия желаю, товарищ Сталин. Разрешите обратиться к капитану Субботину.
– Обращайтесь.
– Шурик, конь троянский, что за засада?
– Сержант-то у тебя, Витя, небось, ещё неженатый. Вот у него и не лезет, – ответил я, выуживая из-за голенища отвёртку. Подошел к носу нашего грузовоза и вскрыл заранее подготовленный люк. Заглянул – ствол орудия задран куда-то вверх и в открытый мной проход не попадает.
– Сержант, – Виктор уже всё разглядел. – Ну-ка, опускай ствол.
Через пару минут из носа самолёта выставился дульный тормоз трёхдюймовки, а потом он некоторое время выдвигался дальше, пока до не меня не донеслось:
– Всё, упёрлось.
– Тогда, крепите груз. Канаты там на мотовилах увидите, – ответил я. – А вы что, собрались куда-то лететь или только примериться приехали?
– Передок не входит, коней привязать не к чему, – перечислял недостатки тот самый сержант. А Олег Константинович фиксировал их в своём блокноте.
– Вить! А сколько эта пушка весит? – обратился я к Алябьеву.
– Тонну с малым.
– А передок?
– Килограммов шестьсот.
– Тогда лошадей я не повезу – не взлететь мне с ними.
– А солдат?
– Если с передком, то только семерых. Две с половиной тонны – не больше.
– Ладно, пусть без передка, но снаряды я загружу. Так, когда взлетаем?
– Как заправлюсь, так и взлетаем. Только горючки у меня будет всего километров на пятьсот.
