— Все, финиш, — взглянув на часы, констатировал Владимир.
Следующая пара игроков давно разминалась за сеткой корта. Зачехлив ракетки, компания направилась прямо к выходу на пляж и, наплававшись, вернулась в отель. На завтрак, как и было запланировано, они спустились ровно в девять. Даже отвыкший от такого активного ритма Кушнеров чувствовал себя посвежевшим и шутил не переставая.
Спустя час Радченко с Черновым прибыли в порт Ибицы, где их дожидался быстроходный катер. Но едва шкипер запустил на борт пассажиров, как обнаружил, что оставил какие-то важные документы в офисе, и побежал обратно.
— Володя, ты любил когда-нибудь? — неожиданно спросил Алексей, вглядываясь в белевший где-то на линии горизонта остров.
— Любил, — кратко ответил тот после паузы. Незапланированное прибытие еще одного человека, о чем он узнал за завтраком, вносило коррективы в планы на вечер.
«Такой большой группой на дискотеке не продержаться, — думал Чернов. — Да и характер у девушки непростой, виделись в Штатах. Придется приставить к ней Михаила».
— Любил, Алексей Ярославович, — повторил он, слегка удивившись вопросу: за три года работы у шефа впервые возникло желание поговорить с ним о личном. — Еще чуть-чуть — и женился бы, но не успел… Даже заявление в ЗАГСе лежало… Школьная любовь — штука ненадежная. Как всякая первая любовь, она должна остаться в прошлом…
…В десятом классе Владимир пришел первого сентября на линейку и… словно глаза открылись: оказывается, на одной с ним улице живет и, более того, в одном классе учится самая прекрасная девушка на свете!
Как все говорили, они были красивой парой: первый в школе спортсмен, не по годам серьезный и уверенный в себе Володя Чернов, и тоненькая, как тростинка, Вика Тимошенко, улыбчивая, мягкая, кроткая, бравшая школьную программу усидчивостью и прилежанием… О их школьном романе судачили не только в учительской — весь поселок жил в ожидании скорой свадьбы. Но молодые решили повременить: после выпускного вечера Владимир, с детства мечтавший стать военным, отправился в десантное училище, а Вика — в Минский пединститут, на факультет дошкольного воспитания.
Свадьбу наметили по окончании третьего курса, о чем и объявили на февральском вечере выпускников. Надо сказать, поначалу Вика честно ждала жениха, после занятий сразу ехала домой, даже в кино с подругами выбиралась редко. Но как-то после зимней сессии ей предложили поработать ночной няней в одной весьма знатной семье: ребенку исполнился год, мама играла в театре (была занята в доброй половине репертуара), папа занимал высокую должность в одном из министерств и часто отсутствовал. Девушке обещали хорошо платить, даже выделяли комнату, и Вика согласилась: почему бы не подзаработать?
Присмотревшись к ней, хозяйка — если муж был в командировке — стала чаще возвращаться домой под утро и щедро оплачивала няне не только ночной труд, но и молчание. В начале следующего лета (свадьба была намечена на август) мама малыша отправилась на гастроли, мальчика перевезли за город, и Вика, досрочно сдав сессию, переехала с ним на дачу…
Вот тут и случилось, казалось бы, невозможное: к молоденькой девушке воспылал нешуточной страстью глава семьи. Получив перевод в Москву, он решил отгулять вдали от городской суеты все отпуска и также поселился на даче. В общем, в один прекрасный день тихая и скромная девочка Вика уступила его настойчивым просьбам, а через месяц, буквально за пару недель до намеченной свадьбы, поняла, что беременна…
После бурного выяснения отношений у хозяев случился развод, а вслед за ним, с разницей в месяц, две свадьбы: как оказалось, «обманутая» жена не первый год жила на гастролях в одном номере с главным режиссером театра. Так что, после того как прихватив сына и юную супругу, бывший глава семейства отбыл в Москву и оставил прежней жене роскошную квартиру в центре Минска, вроде все успокоились.
А несостоявшийся жених, если бы не друг и сокурсник Петька Омельченко, ходивший за Черновым по пятам, неизвестно что мог тогда с собой сотворить. Лишь через год он более-менее пришел в норму: обида улеглась, нервы успокоились. Владимир даже стал наведываться на танцы. Только домой не ездил: то ли неловко было смотреть в глаза соседям, то ли боялся повстречать Вику, которая иногда навещала родителей. К слову, где-то в середине девяностых ее пожилой муж умер от инфаркта…
И все же спустя год именно в августе состоялась свадьба и в семье Черновых. Верный товарищ Петька уговорил-таки друга съездить домой, сам отправился с ним ради моральной поддержки, а через неделю восемнадцатилетняя Лена Чернова и двадцатиоднолетний Петр Омельченко, полюбившие друг друга с первого взгляда, расписались в местном сельсовете.
В декабре этого же года развалился Союз и все встало с ног на голову: рушились одни идеалы, их сменяли другие, но для курсантов за высокими стенами военного училища время словно остановилось. Они долго не могли понять, что на данном жизненном этапе оказались в ловушке, и, даже разъехавшись по гарнизонам, долгие годы продолжали хранить верность однажды принятой присяге.
Шло время. Вернее, ползло — вяло, нехотя, словно и оно, замедляя ход, теряло веру в светлое будущее. Одна за другой на глазах Чернова разваливались обитавшие в офицерском общежитии семьи: ни денег, ни жилья… А так как в надежность женских чувств он больше не верил, то для себя решил: никаких серьезных отношений и никакой женитьбы. Зато как только выпадал свободный день, правдами и неправдами стремился в семью сестры: там тепло, светло, уютно, племянники опять же. Семья Омельченко, служившая в соседнем округе, оставалась приятным исключением: по-прежнему влюбленные глаза супругов, двое мальчишек-погодков. Володя стал добиваться перевода к ним поближе, но так уж все складывалось в его жизни, что счастье вытекало из несчастья, и наоборот…
В тот день, когда ему удалось получить новое назначение, Петра отправили в Чечню. А спустя три недели прибывшему туда же Чернову пришлось лично опознавать то, что осталось от лучшего друга и мужа сестры…
— А если бы… — шеф задумался, пытаясь доходчиво сформулировать свою мысль. — Если бы Вика попросила прошения, вернулась… Ты принял бы ее с ребенком? Смог бы простить? Вдруг она до сих пор…
— Хотите сказать, любит? — понял его мысль Владимир. — Сомневаюсь: время все расставило по местам… Хотя тогда, наверное, простил бы… А сейчас нет… Для того чтобы простить — надо забыть. Чтобы забыть — надо любить. А я ее уже не люблю… В чем тогда смысл?.. Зла я на нее тоже не держу, да и обида давно улеглась. А насчет «простить»… В жизни можно все простить, кроме подлости… Путано, наверное, но красиво говорить я никогда не умел.
— Ну почему же, — не согласился Алексей. — Глубина мысли далеко не всегда зависит от правильно построенных фраз…
— И потом, с чего это вы решили, что она меня помнит? — неожиданно продолжил Чернов. — В наши дни женщины интересуются не высокими чувствами и даже не статусом избранника. Деньги и их количество — вот мерило любви.
— Да-а-а… — прищурившись на ярком солнце, усмехнулся шеф. — Напакостила тебе в душу твоя Вика!
