А быть может, и к тебе пришла
бессонница,
И лежишь ты, не смыкая взгляда
синего.
Ты всю ночь не спишь, а в окна
твои ломится
Ветер северный, умеренный до
сильного…
Ветер северный
(муз. Я. Френкеля, сл. И. Гофф)
Глава 1
Бывают такие сны, от которых не хочется просыпаться. Они бывают от хороших фильмов на ночь, от теплых бесед в Интернете или если выпить перед сном теплого молока с медом. Но после дремучих разговоров «по душам» и «за жизнь» в прокуренной кухне такие сны — большая редкость. Похоже, мой ангел сжалился надо мной. Или подшутил. Мне приснилось, что я трезвый и голый, в бане, на даче, и рядом на полке лежит девушка с русыми рассыпчатыми волосами, которые она легким движением откидывает, чтобы открыть мне свои лопатки и шею. Я как-то привык, что тела в бане, при тусклом освещении, приобретают восковой оттенок, и очень удивляюсь, что кожа девушки выглядит очень живой и даже яркой. Ее тело равномерно покрыто мелкими капельками пота, и это так прекрасно, что я начинаю гладить ее спину, ягодицы, бедра, плечи, и капли растекаются ручейками. Когда глажу ее спину и провожу ладонями по ребрам, я чувствую, как от дыхания поднимается и опускается ее грудь. В бане нестерпимо жарко. Я беру два крупных веника, березовый и дубовый, опускаю их в таз с водой и, едва касаясь тела девушки, обжигающе холодной поземкой прохожусь по нему, веники нежно шелестят и очень быстро нагреваются. Я слегка добавляю силы, и поземка переходит в шлепки, но я как бы смазываю шлепок, отчего некоторые листики прилипают к светлой коже. Я ускоряю работу — удары ложатся беспорядочно и так быстро, что листья просто не успевают прилипнуть. Я снова остужаю веники в воде и повторяю «поземку». Девушка переворачивается на спину и закрывает лицо скрещенными руками. Я хочу посмотреть ей в глаза, но вижу только губы и миленький подбородок. Зато очень подробно могу рассмотреть подмышки, грудь, живот и ниже. Все это сказочно красиво, и я замираю, очарованный. Ей смешно, что я так застыл с этими вениками, она видит меня сквозь неплотно сомкнутые пальцы. Я в очередной раз погружаю веники в таз с холодной водой и повторяю «экзекуцию», осторожно обходя грудь. В конце концов девушка устает от жары, поднимается с полка и выбегает во двор. Меня как молнией поражает мысль, что там ведь снег, сугробы — и что мы здесь делаем, в этой неистовой жаре, когда там так хорошо! Я бегу за ней, но в предбаннике раздается телефонный звонок, и, еще слыша со двора ее заливистый смех, я с грустью понимаю, что звонок этот раздался в реальности, что мне не видать этого снега и что надо проснуться и взять трубку.
Я нашариваю сотовый, подношу к уху. Хриплый мужской голос требует, чтобы я срочно перезвонил комбату. Я кивнул и отключился. Так началось утро 25 декабря. Некоторое время я лежал и думал, что разве можно, разве допустимо вот так звонить человеку в субботу, до двенадцати. Может, человек видит приятный, очень целостный сон, который уж точно никогда не повторится. Я закрыл глаза и попытался нащупать путь обратно в сон, но все люки подсознания были задраены, и ничего не оставалось, как просто проснуться и идти умываться. Отыскивая ногами тапочки и собирая разбежавшиеся мысли, я вдруг вспомнил, что не знаю никакого комбата.
Это опять ошиблись номером. Надо же! В который уже раз?
Эти ошибки начались приблизительно месяц назад. Я получил СМСку: «БОЙЦА ПОКОЦАЛИ». Потом по ночам меня стали вызывать: «Подъедь разобраться». Я отвечал, что скоро буду, и ложился спать. Однажды меня спросили: «Рыжую или Наташку?», я сказал: «Давай-ка уж лучше рыжую». А как-то позвонили и доложили, что все уже ждут, и я ответил, чтобы без меня не начинали. В конце концов я отверг пару невнятных просьб, на кого-то наорал, кого-то послал… И вот теперь меня вызывали к комбату. У меня было ощущение, что я нахожусь под шахом. С этими приятными чувствами я пошел умываться.
Позавтракав и надев старый свитер, старые утепленные джинсы и фуфайку, прихватив никелированную фляжку с водкой, сотовый телефон, я достал новенькую ножовку, лопату и пошел в гараж.
Погода была чудесной. Мороз и солнце… — в таком духе, но гораздо грандиозней. Было минус тридцать, а холодное солнце слепило белым сплошным огнем. Липкий снег свежо хрустел и ломался под ногами белыми крупными кусками, от воздуха леденели ноздри и стыли легкие; поначалу нужно было дышать небольшими глотками. У гаража намело сугробы, и я застрял по колено. Едва я воткнул лопату в снег, как снова запиликал сотовый. Номер был незнакомый, и я приготовился, если это опять ошиблись номером, как-нибудь зло подшутить.
— Слушаю, — сказал я таким тоном, будто только и ждал этого звонка.
— Ну а куда ты денешься, если трубку у уха держишь? — услышал я знакомый сиплый баритон. — Это Краснов, твою мать! Узнал?!
Не узнать Ваню Краснова было невозможно. В пору моей студенческой жизни он был мне как брат. Мы прикрывали друг другу спины, писали вместе все эти невероятные курсовые работы, не спали перед экзаменами. В моем сознании сразу возник широкоплечий русоволосый молодой человек с аккуратной рыжеватой бородкой, добрым, чуть лукавым, взглядом с прищуром.
— Мне твой телефон Власенко дал, сам он в Москве сейчас. Я вот что думаю… У тебя какие планы на Новый год?
— Ну, с родителями посидеть, попить шампанского, Петросяна по телевизору посмотреть и спать.
— Ну да, ну да, и что с тобой случилось, ты же был нормальным парнем. Я вот что, хм… Петросян, говоришь? Ладно… Мы все здесь собираемся у Власенко в коттедже. Ты не был? Короче, родители его тут, в Хабаровске, в этом году дом отгрохали, и Власенко типа такой расщедрился и всех приглашает Новый год отметить, ну, чтоб со всеми старыми встретиться. В общем, и рыбку съесть и… ну, ты понимаешь — бал-маскарад там, на три дня. Меня он попросил всех обзвонить. Ну как?
— Краснов, ты странный человек, конечно, я приеду! На когда бал назначен?
— Подтягивайся тридцатого. Сможешь?
Я посчитал. Конечно, придется пропустить корпоративную вечеринку, но невелика потеря.
— Да, смогу. Только если тридцатого утром выеду.
— А, ну хорошо. Давай, как к городу подъезжать будешь, позвонишь, я тебя встречу.
— Все, добро. А кто хоть будет-то?
— Ой, да народу человек пятнадцать или двадцать. Ну где двадцать, там и тридцать. Точно будут Семен, Петька, Астаповы, Васильева… хм, она замуж вышла, Валера Власенко с женой, я с Дашей. Ну, это те, кого обзвонил, а сколько там еще, не знаю. Да, ты можешь девушку свою взять, все, кажется, своих возьмут. Как у тебя на этом фронте?
— Ты же знаешь, на войне как на войне, — уклончиво ответил я.
— Ну, смотри. Как там работается?
