«И этот мужчина ждет меня. Он необычайно щедр».
— Ну и ну! — Он был нескрываемо изумлен. Она совершенно преобразилась, это было как в кино.
— Меня зовут Грэйс. Ты ждал меня? Я пришла.
— Привет, Грэйс.
— Ты выложил за меня кучу денег. Как тебе нравится мой новый наряд?
— Жутко!
Она поигрывала красным страусиным боа — единственным предметом туалета, который был на ней, кроме юбки. На высоченных шпильках пунцовых туфель она сделала несколько шагов в сторону Антонио, который, распахнув глаза, наблюдал за дерзким танцем ее бедер.
Она остановилась перед ним, как бы случайно пропустив змею боа между грудями.
— У тебя красивое тело, Грэйс, насколько я могу судить.
Она начала двигаться под музыку, манипулируя своим диковинным шарфом. При этом повернулась и слегка выгнула спину. Затем наклонилась вперед, так что разрез на юбке разошелся. Послышался тихий восхищенный присвист. Одну ногу она поставила на подест в нескольких сантиметрах от своего гостя. Юбка задралась, и Антонио ничего не оставалось, как положить руку ей на бедро и провести по гладкой коже снизу вверх.
— Скажи мне, мой сладкий, чего бы ты хотел? Я выполню все твои желания.
— Мне нравятся твои туфли. Они меня страшно заводят.
Вместо ответа она поставила ногу на кровать, туда, где он сидел, носком туфли почти упираясь в его заметно набухшие джинсы.
— Я не понял, что ты носишь под юбкой. Там что-то мелькнуло… Мне не показалось?
— Проверь, — порекомендовала «Грэйс».
Его рука проехалась по ее бедру вверх. Режин внимательно следила за выражением его лица. Он снова присвистнул. Под юбкой, как и ожидалось, не было ничего, кроме сиюминутной готовности.
Антонио откинулся на спину и посмотрел на нее в немом восхищении:
— Раздень меня.
Она послушно наклонилась к змейке его джинсов, потом стянула их и нежно погладила символ его мужественности, рвавшийся наружу из-под тонкой ткани трусов.
— Так ты профессионалка, Грэйс?
— О, да!
— Ты знаешь, как сделать мужчину счастливым?
— Да, знаю и умею. Хочешь, покажу тебе, как?
Она сняла с него трусы. При виде его занесенного копья у нее занялось дыхание.
— Наверняка все женщины от тебя без ума. Зачем тебе платить за удовольствие?
— Я заказал тебя, потому что ты — лучше всех, Грэйс, — ответил он. — Но я рад, что нравлюсь тебе.
Она хотела наклониться и приласкать самый осязательный узел его тела, но Антонио удержал ее:
— Я хочу видеть больше, Грэйс. Тебе подходит эта юбочка, но мне не терпится узнать, что под ней.
Она снова повернулась к нему спиной, и он потянул за молнию.
— Туфли?
— Оставь.
Режин наслаждалась ролью профессионалки высокого класса. Маска Грэйс давала ей право делать то, что и в голову не пришло бы Режин Лефевр.
Оставшись в туфлях и боа, она встала перед ним на колени. Он играл перьями, щекоча ее груди, отзывчивые до предела. Когда легкие перышки задевали темно-розовые соски, она вздрагивала всем телом. Наигравшись, Антонио взял бокал вина и плеснул в ложбинку между грудей.
— Ложись, — приказал он.
— Но… ты мой клиент…
— Делай, что я говорю.
Он слизал вино с ее кожи. Ей захотелось погладить его, он отвел ее руку:
— Я объясню тебе, какие женщины мне особенно нравятся: те, которые умеют послушно отдаваться мужчине. Позволяют ему делать то, что он хочет. Это волнует гораздо сильнее, чем самые умелые твои ласки. Когда ты отдаешься мне, в этом такая глубокая тайна…
— Мужчины стремятся только к самоудовлетворению. А ты стараешься, чтобы мне было хорошо.
— Это потому, что… — Его речь оборвалась. Она угадала, чего он не сказал, и поняла: он умолк, потому что заметил, что она не хочет этого слышать. Ни слышать, ни говорить об этом.
Антонио положил руку во впадину между ее бедер и стал поглаживать, при этом пристально глядя ей в глаза. Никто из мужчин никогда не сумел подойти к ней так близко, преодолев ее систему защиты. Все, что он делал, он делал так естественно, как будто не существовало ни стыда, ни причин для неловкости. Дело было не в что, а в как. Между ним и его поступками не было ни малейшего зазора, он весь был в том, что делал.
В который раз он победил в этой вечной войне. Она расслабленно вытянулась на постели, отдаваясь ласкам его всезнающих рук, и вскоре ее дыхание достигло темпа престо.
— Ты становишься еще красивее, когда так откровенно наслаждаешься, — заметил он.
В следующее мгновение она потеряла представление о времени. Пока ее тело сотрясалось в райской агонии, Антонио намертво прижимал ее к себе.
— Иди ко мне, — проговорила она, воскреснув. — Я хочу тебя близко-близко, я хочу, чтобы ты весь был со мной.
Он перевернул ее на спину и навис над ней. Она обхватила его спину и в следующий момент почувствовала его в себе. Он пронзил ее одним неотразимым ударом, при этом неотрывно глядя ей в глаза, будто пытаясь там увидеть самого себя. Ее обожгло осознание того, что она принимает в себя не только его плоть, но и душу.
«Он меня любит. Он так нежен и чуток. Он точно знает, что мне нужно, что он должен делать со мной. Он так хорошо изучил меня, как будто у нас позади вечность. Я не могу больше обманывать себя. Это сильнее, чем все, что я знала до сих пор».
— Я на пределе, — проговорил он, запаленно дыша.
— Я тоже, — ответила она, и они унеслись к непокоренным вершинам.
Не скоро они спустились в долину. Режин чувствовала себя невесомой и прозрачной, как роса. Антонио неподвижно лежал рядом. Она изучала абрисы его тела, тонкие линии вен, рельефы мускулов под упругой кожей.
Музыка смолкла, в комнате стояла тишина.
— Антонио, ты спишь?
— Нет, так, дремлю.
— Почему ты бросил архитектуру? Тебе не нравилась будущая профессия?
— Много хочешь знать…
— Я тебе доверила свои секреты, и ты можешь мне рассказать что-нибудь о себе.
Антонио приподнялся на локте и посмотрел на нее:
— Я очень любил архитектуру. Поэтому и бросил.
— Как это?
— Мои идеи всем казались утопией. Никто не брался их воплотить. Тогда я решил — если то, чего я хочу, невозможно, то я вообще ничего не хочу. Вот и бросил.
— И начал воплощать чужие идеи?
— По крайней мере, никто больше не критиковал мои проекты.
— Жаль. Я бы хотела посмотреть их.
