— Нет, все нормально, мы справляемся.
— В таком случае, я на связи по мобильному.
На Режин навалилась свинцовая усталость. Она сидела за рулем и смотрела в окно. Рабочие трудились над бетонными подпорками первого этажа.
Вдруг она подскочила, как разбуженная. Может быть, еще не поздно!
Она мчалась через весь город, лавируя и обгоняя с самоубийственной скоростью. Как же она раньше не понимала этого? Господи, только бы не опоздать!
— Уже уехал?
— Да, мадемуазель, мне очень жаль.
— Можете посмотреть, во сколько его самолет на Барселону?
— В одиннадцать тридцать.
Она посмотрела на часы. Четверть двенадцатого.
— Вы — Режин Лефевр?
— Да.
Портье извлек из ящика стола толстый конверт:
— Господин Наварро просил меня отнести его на почту. Но теперь я ведь могу вам отдать лично.
Она взяла конверт и вышла на улицу. До аэропорта было не добраться раньше, чем за полчаса. Она поехала наудачу, в надежде, что самолет задержится. Но он вылетел по расписанию.
Режин сидела в баре с видом на взлетную полосу. Она казалась себе воплощением одиночества, и ей впервые не приходила по этому поводу никакая кинематографическая ассоциация.
Он улетел. Она его отпустила. В том, что сейчас ей больно, виновата только она сама.
Она вскрыла конверт, который передал ей портье, и перелистала бумаги. Несколько минут она сидела очень прямо, не в состоянии пошевелиться. Потом достала мобильник:
— Венсан? Я держу в руках документы, которые доказывают вину организаторов саботажа. Фотографии, записи телефонных разговоров, копии бумаг. Исполнителем был греческий бригадир. Ключи, техническая документация, расписание работы — он ко всему имел доступ. Действовал по приказу Шюрли. Здесь материала достаточно, чтобы обоих привлечь к ответственности.
— Откуда у тебя эта информация?
— От Наварро.
— Прораб?
— Он уже уехал из города. Оставил мне пакет со всеми данными. По-видимому, он все время собирал доказательства. Мне он ничего не говорил. С ума сойти!
— Я рад это слышать, Режин. Спасибо. Испанец оказался умнее, чем мы думали.
— Да.
— Ты можешь завезти мне этот пакет?
— Хорошо. Потом я лечу в Испанию.
— В Испанию? Зачем?
— Я должна немного прийти в себя. Подумать.
— А как же объект?
— Мне найдут замену. К тому же это прекрасный выход из наших с тобой затруднений. Скажи, что у меня новый проект за границей. Уверена, через пару месяцев никто не вспомнит, что мы обручались.
— Антонио?
— Режин… Где ты?
— В аэропорту Барселоны. Только что приземлилась. А ты?
— Я на башне.
— Где-где?
— Тебе, кажется, нравятся башни?
— Ничего не понимаю!
— Дай таксисту свой мобильник, я скажу ему, как ехать.
С телефоном в одной руке и с чемоданом в другой Режин вышла на стоянку такси и вложила мобильник в руку бородатого водителя.
В машине она произнесла только:
— Жарко у вас.
— Летом — да. Прохладно весной и осенью, лучшее время для туристов.
Режин спотыкалась о ржавые обломки и тонула каблуками в песке.
— Иди сюда! — Антонио махал ей рукой, стоя перед высокой башней заброшенной цементной фабрики.
— Пока фабрику не закрыли, мы часто брали здесь цемент. Я уже давно думал о том, что это — идеальное место для архитектурного бюро.
— Какого бюро?
— Моего.
— В Барселоне?
— А где же еще? Барселона — город архитекторов. И не только. Пикассо, Дали, — кто только здесь не жил. Каталонцы — двинутый народ, сплошь гении.
— Я знавала одного каталонца. У меня создалось аналогичное впечатление по первому пункту.
— Режин, а что ты тут делаешь?
— Осматриваю башню. Хобби у меня такое.
— Помню. Ну, и как тебе?
— Очень любопытный экземпляр.
— Я подумал, мы могли бы открыть бюро вдвоем.
— Откуда такие мысли?
— Я ждал, что ты приедешь.
— Не болтай. Ничего ты не ждал.
— Не скажи. Интуиция меня не подводит. Я знал, что ты не сумеешь отказаться.
— От чего?
— От меня. — Он подхватил ее и притянул к себе, так что они соприкасались лбами. — Я все еще горю после нашей ночи… А ты?
— Ты, правда, хочешь вместе со мной открыть архитектурное бюро? Все-таки ты — настоящий сумасшедший.
— Каталонец.
Она расхохоталась:
— Значит, я буду с тобой в Барселоне проектировать свою жизнь в цементной башне? А что будет с моей карьерой?
— Ты получила мой конверт?
— Я потому и приехала.
— Из-за конверта?
— Я хотела сказать спасибо.
— Ты приехала поблагодарить меня?
— А ты что подумал?
Радость в его глазах погасла, но он старался держаться.
— Ты проделал огромную работу. И как это ты ни о чем не проговорился мне? — начала она заготовленный панегирик.
— А что было говорить? Только лишний раз скандалить.
— Как бы то ни было, спасибо за помощь. И от Венсана тоже.
— Ради этого не стоило лететь в Испанию. Ради меня — еще туда-сюда.
Носком ботинка он утюжил песок.
— Ты в самом деле думал, что мы сможем вместе работать? Какой же ты мечтатель, Антонио! Тебе никто не говорил этого? Ты вечно носишься с неосуществимыми идеями.
Его лицо стало мрачным, как грозовое небо.
— Это утопия, — сказала она с напором.
— Ну и ладно. — Он не взорвался, как обычно, а был тих и мирен, хотя плохо скрывал боль нового разочарования. — Пускай утопия. Мне надоело жить вполсилы и останавливаться перед границами, в которые меня загоняют. Я хочу добиться всего, чего могу. По крайней мере, сам себя я стопорить не буду. Да, у меня есть мечты, и я буду работать, чтобы они стали реальностью. Я никому не дам покоя, пока не увижу, что мои безумные проекты стали нормальной стройкой.
Он говорил с увлечением, все нарастающим. И вдруг осекся:
— Что? Ты так странно на меня смотришь…
— Я думаю.
— Может, зря ты так много думаешь, Режин? Послушай, что говорит сердце.
