Через минуту полный фужер стоял перед ней.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Мне все равно!
Он не верил ей:
— Понимаешь, я не привык к таким женщинам… Ну, властным, что ли.
— Чепуха. Мне не нужна власть. Я просто знаю, чего хочу. Что в этом плохого?
— Да ничего… Мы перешли на «ты»?
— Только на сегодня. На работе это тебе не зачтется.
— О’кей.
— Я хочу немного расслабиться, больше ничего. — Она потянула коктейль из соломинки и метнула на него лукавый взгляд.
— Тогда я тоже постараюсь расслабиться.
— Я так и думала, что ты постоянно снимаешь женщин в барах. Стоило мне отвернуться, ты уже нашел мне замену. С чего это тебя так разобрало?
— Я же не механизм, который можно выключить…
«Интересно, какое ей до меня дело? — подумал он со смутным беспокойством. — Собирается провести со мной ночь — и забыть? Или просто хочет отвлечься от своих неприятностей?»
Режин закрыла за собой дверь туалета и выдохнула. Она открыла кран с холодной водой и плеснула на разгоряченный лоб. «Что я здесь делаю?» — мысли играли в чехарду, но вопрос подразумевал отнюдь не ее пребывание в уборной.
На этой латиноамериканской танцульке, куда привел ее Антонио, она совершенно потеряла контроль над собой. Ей хотелось одного — немедленно оказаться с ним в постели, заблудиться в тумане страсти — и наутро забыть обо всем. Он ее невероятно притягивал, она давно не чувствовала такого возбуждения. Настоящий мачо с горячей кровью. Не важно, кем он был на самом деле! Его брутальность говорила сама за себя, и она не была бы женщиной, если бы не отозвалась всем существом. Чтобы забыть о поражении в матче с Венсаном, сегодня ей нужен именно такой партнер.
Но, рассуждая здраво, это было полным безумием. Завтра Антонио Наварро снова станет простым прорабом, и ей придется работать с ним еще несколько месяцев. Что она затеяла? Может, ей хотелось изменить баланс сил, добиться того, чтобы он прекратил донимать ее своей прямолинейной критикой, постоянными распрями, которые мешали ей свободно дышать? Может, она думала, обольстив, раз и навсегда подчинить его своим желаниям? А пожалуй, что и так! Он станет мягким, податливым, как воск, — только бы разогреть его до нужного градуса. Ему не нравятся властные женщины? Что ж, она сменит тактику…
— Я решила предоставить инициативу тебе, — сказала Режин и облокотилась о стойку. Она слегка наклонилась вперед и с удовлетворением отметила, что его взгляд скользнул в вырез ее предусмотрительно полурасстегнутой блузки.
— Здесь слишком жарко, — голос Антонио с хрипотцой, которая теперь почему-то не казалась ей грубой, звучал на пол-октавы ниже обычного. Он привлек ее к себе. Его руки обхватили ее чуть ниже талии. Затем они медленно сползли еще ниже, обхватив, как большое яблоко, ее круглый зад. Она слегка откинула голову, подставляя ему рот. Но он скучающе смотрел в сторону. Ее все больше заводила эта игра. Это классно, что он такой полнокровный мачо! Он привержен своим допотопным ритуалам! Только бы не слишком медлил… Антонио с отсутствующим видом поглаживал ее ягодицы. Режин отпила глоток и опять съязвила:
— Это спецприемчик такой — заставлять женщину ждать?
Он посмотрел на нее, возвращаясь из неведомого далека. Тотчас по возвращении его рука скользнула ей под юбку:
— Тебе нравится?
— Что за вопрос? — Она была не на шутку удивлена: его поведение не вписывалось в рамки выбранной им роли.
— Я плохо знаю тебя. Не хочу, чтобы тебе было неприятно.
— Ты можешь делать все, что захочешь. Ты мне нравишься.
Его руки вернулись к ней на талию. Режин вздохнула, чувствуя, как отпускает чудовищное напряжение, державшее ее в тисках бог знает сколько времени. Зазвучала новая мелодия, и Антонио потянул ее танцевать. Мелодия была медленной, меланхоличной, и они двигались плавно, тесно обнявшись.
— Я не хочу, чтобы ты думала, что я тебя… как это… клею. Я совсем не такой.
В его словах звучал упрек. Значит, он понимал, что она воспринимает его именно так. Она прижалась к его груди, твердой, как панцирь. Ощущение полной защищенности было ей абсолютно незнакомым. Хотелось просто отпустить тормоза, упасть, дав себя подхватить.
Она предоставила ему вести себя в танце.
Когда песня закончилась, Антонио произнес ей на ухо:
— Мы потихоньку начинаем лучше понимать друг друга.
Режин как будто очнулась от забытья. Впервые она взглянула в его темные глаза. Делать этого не стоило. Глаза были полны теплого, живого чувства. Допустим, это тоже составляло часть искусства обольщения, которым он, судя по всему, владел в совершенстве, но и понимая это, Режин чувствовала, как ее манит эта ловушка. Да-да, ее уловка оборачивалась настоящей ловушкой, и она на полной скорости летела в нее, как глупая птица.
— Который час? Мне завтра рано вставать, — сказал он.
— Мне тоже.
Они не стали продолжать игру. Оба знали, чем закончится этот вечер.
К завершению музыкальной программы они стали идеальной парой — пока только в танце. Движения их слились, они двигались, подчиняясь общему ритму. Их взаимное тяготение было таким всепоглощающим, что грань между танцем и любовной игрой стерлась. Режин не подозревала, что танец может быть таким освобождающим колдовством. Волны опустошающей усталости накатывались на нее, но в следующий момент просыпались новые силы. Она черпала энергию из каких-то таинственных источников.
Наконец они решили прерваться и обнаружили, что уже три часа ночи, а клуб давно опустел.
— Я не хочу домой, — сказала Режин.
Антонио осторожно отвел прядь волос, упавших ей на глаза.
— Завтра я должен быть в форме, — сказал он мягко.
«Что он такое говорит? Неужели я ошиблась?»
— Если только… — Она с надеждой вслушивалась в его медлительный голос.
— Что?
— Я не знаю, что будет дальше.
— Это зависит от тебя, — сказала Режин. Во рту у нее пересохло от волнения.
— Черт! В общем, это…
Она чувствовала, как ее начинает бить дрожь. Долго еще он будет мямлить? Тоже мне мачо!
— Хочешь, возьмем номер в гостинице?
— Тебе что, негде ночевать? — взвилась она. Зовет ее в гостиницу, как какую-то…
— Есть. И у тебя есть квартира, но…
«Он прав. Привести к себе в первый же день, то есть в первую ночь, то есть на одну ночь…»
— Смотри, — прервал Антонио ее сбивчивые мысли. — Мы можем просто поехать по домам. Каждый к себе. — Он тихо рассмеялся.
— Знаешь, я думаю… Это совершенно дурацкая идея.
