– Где Кора? – обернулся я к охотнику.
Он кивнул в сторону узкого коридорчика, где только что прекратили мерцать вспышки. Оттуда вышел мужчина с камерой, висящей на шее. Он был сосредоточен и деловит. Движения скупы и энергичны.
– Я закончил. Она ваша.
Он посторонился, пропуская меня.
Это снова была ванная комната. С крюка люстры спускалась грубая серая корабельная веревка. На ней, с тугим узлом над левым ухом висела Кора. Багровое от прилившей крови лицо едва узнаваемо, выпученные мутные глаза глядят прямо на меня, черный язык вывалился изо рта.
Старая Арахна в своей последней паутине. Древний миф в новой интерпретации. Проиграв Афине
[3], она убежала и повесилась со стыда. Но сначала ударила богиню мудрости своими спицами.
– Снимайте, – прозвучал рядом голос Неарка. – Мы заберем ее, если сновидящие не против.
– Возражений нет, – корректно откликнулся Марк.
«Мы не работаем с мертвыми телами и вещами, снятыми с мертвых тел», – мог бы сказать он, так же как и любой из нас. Но для эринеров труп ламии мог прояснить некоторые важные вещи.
– Ну, и какие мысли у мастеров сна? – спросил Неарк, отворачиваясь от мертвой ламии, пока его коллеги вынимали ее из петли.
– Самоубийство, – ответил охотник сдержанно. – На первый взгляд. К чему пришли эринеры?
– Рабочая версия – самоубийство, – повторил внук оракула ту же самую гипотезу. – После вскрытия можно будет сказать точнее.
Пока они негромко обменивались репликами, я медленно отступил, стремясь не привлекать к себе внимания. У меня возникла собственная теория, касающаяся всего происходящего, и надо было успеть проверить детали.
Хэл обнаружилась очень быстро. Ученица сидела на кухне, за столом, напротив Виктора. Они беседовали вполголоса, доверительно наклоняясь друг к другу, разделенные двумя объемными чашками, над которыми поднимался легкий пар.
Я зашел, осторожно и тихо, чтобы не прервать разговор. Мельком оценил помещение – оно было стилизовано под старину: гриль, оформленный как очаг, ряды медной посуды на открытых полках, фреска по белой стене, изображающая виноградную лозу, покрыта мелкими трещинками. Тяжелые резные стулья, массивная столешница…
– Они сдружились с Софией, – говорил Виктор, и в его словах звучало неподдельное недоумение. – Я никогда не видел, чтобы Кора так сходилась с людьми. Повеселела, перестала цепляться к мелочам, стала лучше себя чувствовать. И она не притворялась, я видел, ей действительно нравилась эта девушка… а потом вдруг это все… – Он неловко мотнул головой в сторону коридора.
Затем увидел меня. Поднялся. Расстроенное лицо просветлело.
– Мэтт, – он крепко пожал мне руку. – Спасибо, что приехал.
– Как ты?
– Ошеломлен, – ответил архитектор честно, потом криво усмехнулся. – Расстроен, но не до горя. Наши отношения с Корой трудно назвать гладкими.
Он помолчал и поинтересовался сухо:
– Она была дэймосом, ламией?
– Да. Кто сказал тебе?
– София. Обрисовала в общих чертах… – он неопределенно повел рукой и снова опустился на стул. – Теперь многие странности матери стали понятны.
Я сел рядом с Хэл. Во взгляде ученицы читалась многозначительность и легкое нетерпение. Ей хотелось поделиться со мной новостями и собственными выводами.
– Зачем Кора это сделала? – спросил Виктор. – Почему вдруг?
– Пока есть только предположения. Например, затяжная депрессия, которая закончилась самоубийством.
Он неопределенно покачал головой. Похоже, его не вполне устраивало это объяснение. И я его понимал.
На кухню вошел Неарк, окинул внимательным взглядом нашу компанию и сказал:
– Аметил, мне нужно поговорить с тобой.
Хэл, непривычно молчаливая, посмотрела на меня, в ее серых глазах я прочитал сдержанное предупреждение.
Студия Виктора была темной и пустой. Все голографические проекции выключены. Барельефы утонули в тени. Экраны компьютеров погашены.
Стульев здесь не было, и мы встали друг напротив друга.
– Давно ты знаком с Виктором? – спросил Неарк, открывая крышку электронного блокнота.
Его манера смотреть, наклоняя голову из-за высокого роста, уверенный звучный голос, пронизывающий взгляд были мне очень знакомы. Забавно видеть хорошо известные приемы, которыми всегда пользовался один человек, в исполнении другого.
Эринер, заметив, что мысли собеседника уплыли куда-то, собирался повторить вопрос, но я опередил его:
– Извини. Пытаюсь абстрагироваться.
Неарк улыбнулся понимающе.
– В этом сложность работы с вами. Слишком много ненужных ассоциаций и образов. Ладно, давай ближе к делу.
– С Виктором я познакомился недавно. Когда навещал Кору. Она сновидящая, а точнее дэймос. Ты уже в курсе?
– Да.
Лицо Неарка оставалось бесстрастным.
– С ней мы столкнулись в одном из снов, – продолжил я. – Давно. Лет тридцать… или сорок назад. Не помню точно.
– Что тогда произошло?
– Я лечил пациента после ее нападения. А спустя короткое время она сама подверглась атаке дэймоса. Он оказался сильнее и заблокировал ее дар. Стандартная ситуация.
– Почему ты решил навестить ее, после стольких лет?
Я пожал плечами.
– Сон приснился. Я вспомнил про нее. Решил проверить.
Неарк захлопнул свой блокнот, так и не записав в него ни слова. Я его понимал. С точки зрения нормального человека все это звучало полным бредом.
Но самое главное, я не сказал ни слова неправды. На ламию напал дэймос, которым я больше не являюсь, значит, могу говорить о себе прежнем в третьем лице. Талия действительно явилась ко мне во сне, и с ее помощью я вспомнил про Кору.
– Слушай, Мэтт…
– Неарк, я знаю, что мои ответы должны порядком раздражать. Странные мотивы, невнятные объяснения. Ни одного реального факта.
– Реальный факт есть. Женщина, которая после долгих спокойных лет жизни вдруг полезла в петлю. А перед этим совершила покушение на свою гостью. От которой, по словам сына, была в полном восторге. И произошло это все вскоре после твоего появления.
Он вопросительно приподнял брови, вновь напомнив мне Герарда.
– Не исключаю, что мое появление могло послужить катализатором…
Дверь распахнулась, и в студию стремительно вошел охотник.
– Мы закончили. Софию увозят. Что тут у вас?
– Сплошной туман, – сказал Неарк, постукивая по крышке блокнота. – Сны сорокалетней давности, психические атаки, предчувствия…
