Когда танатос, неспешно идущий впереди, остановился – они находились в совсем ином месте. Дэймос притянул к себе необходимый фрагмент реальности, и тот сам потек к нему, словно послушный ручей.
Помещение с низким потолком напоминало склеп, сырой промозглый холод тут же впился в Герарда, проникая под одежду, царапая спину вдоль позвоночника и выстуживая.
– Мы используем твою память, оракул. – Голос создателя кошмаров эхом отдавался от стен и потолка. – В твоей голове должно храниться много ценного о времени и о месте, откуда ты пришел…
По стенам текли струйки воды и внизу собирались в лужи. В центре сырой камеры стояла узкая деревянная скамья. Потертые кожаные ремни, свисающие с изголовья, лежали на мокром полу как две сонные змеи, готовые по приказу обвиться вокруг жертвы. На сиденье виднелись бурые пятна, въевшиеся в древесину.
Прокрустово ложе. Ассоциация вспыхнула и тут же погасла.
Стены помещения стали стремительно покрываться тонкой коркой льда… Дэймосы, намертво вцепившиеся в оракула, повалили его на криво сколоченные доски, прижали, не давая пошевелиться. И конечно же тот не подошел под меру, определенную создателем кошмаров. Под головой не было опоры, приходилось напрягать мышцы шеи и плеч, чтобы держать ее в горизонтальном положении и видеть расхаживающего танатоса.
– Тебя зовут Дамаст? – спросил Герард, глядя на него. – Или лучше обращаться к тебе Прокопт? Усекатель?
[17]
– Полипемон мое имя, – вежливо отозвался дэймос. – Что означает «причиняющий множество страданий». А кто ты, мой друг?
– Мое прозвище тебе ничего не скажет. – Оракул шевельнулся, пытаясь определить, насколько крепко его держат. – Я не столь знаменит, как ты.
– Ценю твою скромность. – Танатос стоял, склонив голову к плечу, и рассматривал пленника сквозь маску. – Но ты уже умираешь. Правда, пока не ощущаешь этого. Человеческое тело очень хрупкое, тело сновидения не менее уязвимо. Особенно когда теряешь над ним власть. Чувствуешь, как здесь холодно?…Сейчас твоя плоть охлаждается. Ощущаешь, как сжимаются мышцы вокруг шеи и на твоих плечах? Это первые признаки. Уже скоро мозг твой, остывая также, станет терять свои функции, отключаться – тогда наполнение твоей памяти начнет открываться мне. И я узнаю не только твое имя.
– Как ты сумел создать ловушку во времени? – спросил Герард, машинально отмечая симптомы, о которых с таким удовольствием говорил дэймос.
– Ты уже спрашивал. – Он подошел к оракулу и встал так, чтобы тот был вынужден смотреть на него, запрокидывая голову. – А я ответил.
– Фобетора не существует.
Один из прокаженных, выполняющий роль живой цепи, зашипел злобно, впиваясь ногтями в руку оракула. Для него повелитель дэймосов был реален. Награждал за верную службу, карал врагов и давал силы.
– В пространстве видений есть места, недоступные для мастеров сна, – задумчиво произнес танатос, – они открываются лишь нам, слугам Фобетора, знающим пароль для входа. Там мы живем в богатстве и довольстве, наслаждаясь властью и безграничной роскошью, окруженные покорными рабами.
Он помолчал, внимательно рассматривая Герарда. А тот понял, что перестает чувствовать ступни и пальцы на руках немеют.
– Теряешь силы, оракул. А-а, вот и дрожь. Тело пытается согреться. Но это невозможно…
Держать голову на весу становилось все тяжелее. Холод и равнодушие сковывали. Хотелось закрыть глаза. Мысли Герарда начали путаться, наслаиваясь одна на другую.
«Я попал в эту петлю после того, как прикоснулся к подсознанию Ивы, волна ее мира снов принесла сюда. Как может быть связана девушка-киборг с этим древним монстром? Не божество же дэймосов дотянулось до нее через века, чтобы создать здесь уголок пыток для оракулов?»
– Панический страх еще не пришел, – рассуждал танатос, наклоняясь ниже, – но тепло уходит все быстрее. Когда твоя кровь начнет сгущаться как масло, твои глаза перестанут узнавать лица, предметы, окружающие тебя, цвета…
Теперь холод, словно живое существо, дышал в лицо оракулу ледяным дыханием, облизывал босые ступни колючим языком и все крепче сжимал в объятиях.
– Никто не умеет управлять временем. – Герард опустил тяжелеющие веки, но продолжал видеть низкий черный полоток с замерзающими на камнях свинцовыми каплями воды. Перевернутую личину дэймоса…
– У меня было время научиться.
– Никто не живет вечно.
– Уверен? – В голосе «причиняющего страдания» прозвучала насмешка. – Мы храним наши знания тысячелетиями. А вы свои растеряли.
Не об этом ли говорил он, когда сообщил, что ему помогает Фобетор? Древние книги, созданные дэймосами для дэймосов? Тайные убежища, скрытые в глубинах мира снов, которые открываются избранным?
– Неарк, – произнес вдруг Полипемон задумчиво. – Это имя много значит для тебя. Я слышал его… Слышу… оно звучит и сейчас.
Он хотел сказать что-то еще, но в этот миг до них донесся далекий звук – сильный удар, смягченный расстоянием. Затем второй такой же – чуть ближе. Танатос медленно огляделся. Прокаженные, удерживающие Герарда, тоже начали озираться и на всякий случай крепче вцепились в оракула.
Тум. Тум. Тум.
Гулкое эхо прокатилось по подземелью, с потолка, покрытого инеем, посыпалась снежная пыль и мелкий мусор.
Дэймос быстро подошел к стене, приложил к ней ладонь, провел по поросшему инеем камню, посмотрел на перчатку. Как будто мог прочесть на ней ответ. Один из его слуг разжал руки и промычал что-то вопросительное, обращаясь к повелителю. Тот не ответил, поворачиваясь ко входу.
Удары участились и теперь грохотом отдавались в ушах.
Размытое пятно тени, скрывающееся в другом слое сна, начинало приобретать четкие контуры. Лишь Герард знал, что это тяжелые лапы, опускаясь, проламывают канву сновидения с раскатистым громом.
Звуковые волны одна за другой обрушивались на дэймосов, дезориентируя, сбивая с толку, ошеломляя.
А затем из стен вырвался черный зверь. Шерсть стояла дыбом на его хребте. Припав к полу, Аякс подготовился к атаке. Он не изменился, не превратился в химеру с огромными клыками и когтями. Но форма уже давно не имела значения.
Танатос едва успел обернуться – и в ту же долю секунды зверь прыгнул. Дэймос непроизвольно вскинул руку. Однако защищаться было не от кого. Быстрая молния исчезла, пробив сновидение двенадцатью острейшими керамбитами на передних лапах. Распахнулась квадратная челюсть, длинные зубы сомкнулись на невидимой нити, скрепляющей фрагменты ловушки, и та хрустнула, сминаясь словно пластиковый шар. Рядом с дэймосом просвистел камень, сорвавшись с потолка. Стены дрогнули. Казалось, сон превращается в неустойчивую субстанцию, напоминающую желе.
Создатель кошмаров с размаху погрузил в пол левую ладонь в перчатке, стабилизируя возмущение пространства, созданного им.
