Мусорщик научил его быть бесстрашным. Впрочем, человеку, который ушел от смерти, бояться особо нечего. Заменил ему если не родителей, то старшего наставника.
Антэй прекрасно понял и охотно принял роль, которую отвел ему целитель. Месть, которой так страстно желал мальчишка, отлично легла на цель самого сновидящего. Они вместе двигались к ней, и теперь развязка была очень близка.
Может быть, уже сегодня.
Запах гари стал нестерпим. Свежий дым пробивался сквозь копоть старого пожарища.
– Огнеметы, – сказал Горус, когда он поднялся наверх из подземного убежища, которыми был изъеден этот район, как сыр дырами. – Жгут свалку. Вам надо уходить.
Голова начала болеть, но не от нехватки кислорода или избытка продуктов распада. Мусорщик с любопытством эпидемиолога, зараженного редким вирусом, прислушивался к своим ощущениям.
Перед глазами поплыли черные пятна.
Он ухватился за спинку качающегося стула, ощущая, как втекает в его разум чужая воля.
– Уходи ты, Гор, – велел целитель, держа себя на поверхности этой реальности. – Бери семью. Идите на нижние уровни. Под землю они не сунутся.
Старик проворчал что-то, явно выражая сомнения в оптимизме целителя, и поковылял прочь из дома.
Сквозь дыры в стенах жилища потянулись тонкие, зыбкие волоконца дыма. Был шанс, что ему вообще не будут ни задавать вопросов, ни рыться в его подсознании на предмет поиска путей к другим мастерам сна.
– Они просто убьют тебя, – говорил Тамир Махфур, кривясь презрительно.
– Надо сделать так, чтобы не убили. Или хотя бы попытались не сразу.
– И как ты этого добьешься?
– С твоей помощью. Нарисуй свет в конце моего тоннеля, – усмехнулся Мусорщик.
Вдохновитель нахмурился.
– Что именно ты хочешь? Я могу вообразить все, что угодно.
Они разговаривали в мире сна целителя. Пыльная комната по-прежнему была заставлена старой мебелью. В зеркале не отражалось ничего, кроме бликующей дымки.
– Вопрос в том, кого дэймос не захочет убить. Или убить не сразу. Кого бы ты оставил в живых?
– Сравниваешь меня с дэймосом? – криво улыбнулся вдохновитель.
– Я просто спросил.
– На месте создателя кошмаров я бы не стал убивать того, кто будет мне полезен.
– И кто же?
– Тот, кто слабее, беззащитен и кто не представляет опасности. Кого можно подчинить, – начал перечислять он.
– Тот, кого некому защищать, – повторил Мусорщик. – Можешь изобразить мое полное одиночество и беспомощность? Безопасность для проникновения?
– Знал я людей, которые хотели, чтобы я окружил их ореолом власти и значимости, – произнес Тамир задумчиво, доставая из ткани сна лист бумаги и карандаш. – Но еще никто не просил превратить его в ничтожество, материал для слома.
– Не перестарайся, – сказал Мусорщик, глядя в зеркало, отражающее тропинку в яркое, изменчивое подсознание Антэя, такое сильное и такое хрупкое.
– Не учи меня моей работе, – отрезал вдохновитель.
На бумаге под его карандашом появлялась человеческая рука в трехмерной проекции. Ладонь – глубокое озеро, вместо пальцев – узнаваемые небоскребы Александрии со спиралями зеркальных фасадов. Картина вызывала смешанные чувства – восхищение мастерством художника, но также отголосок сдержанной агрессии – казалось, эта рука сейчас сожмет здания в кулаке и они треснут, раскрошатся, осыплются, подчиняясь железной воле мастера.
– И какое отношение это прекрасное изображение будет иметь ко мне? – со сдержанным любопытством спросил Мусорщик.
– К тебе никакого. – Тамир не поднимал головы, нанося последние штрихи. – Дэймос, который полезет в твое подсознание, почувствует прилив мощи, и та лишит его разумной осторожности на краткое время. Также твоя ценность для него увеличится. Будет жаль уничтожить сразу столь значимый приз. Он испытает неудержимое желание захватить эпиоса, за которым так долго охотился, живым. И отомстить. Наказать… Как наказывают дэймосы, ты знаешь.
– Знаю. Спасибо.
Тамир коротко взглянул на него, предполагая, что он вкладывает в эту благодарность иронию, а не искреннюю признательность. Но не увидел ожидаемой насмешки.
– Как я уже говорил, мне совсем не нравятся твои методы. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Знаю.
Он всегда знал, что делает. Особенно сейчас. Когда жилье сорной крысы наполнял дым близкого пожара.
Уже близко. Очень. Незримая преграда должна была вот-вот лопнуть, она уже прогибалась под чужим яростным давлением.
За мгновение до того, как это произошло, чужая воля начала тянуть целителя в сон, и он не стал сопротивляться сильному влиянию. Реальность погасла. Дэймос ворвался в его подсознание. Зеркало лопнуло градом осколков, впуская в тихую комнату – склад давних воспоминаний, прикрытых складками сновидения – незнакомого высокого человека. Он был настолько худым, что казалось, будто его фигура состоит из сплошных острых углов и прямых линий. Вспомнились страшные истории о тощем бродяге, которые любили рассказывать жители свалки среди прочих легенд и мифов.
Это воспоминание было лишним, но сейчас годилось и оно для того, чтобы держать мысли под контролем.
– Что за тощий бродяга? – спросил дэймос, глядя на целителя блеклыми глазами с черными точками зрачков.
В его голосе звучало легкое презрение и насмешка.
– Местный фольклор, – невозмутимо ответил Мусорщик.
– А ты, значит, тоже претендовал на роль легенды?
Горло сдавила невидимая рука, потянула, заставив сделать шаг вперед, навстречу смертельно опасному гостю.
Танатос. Вот кто посетил его мир снов. Безнаказанный, неуловимый убийца.
– Отброс, живущий на помойке, – продолжил он, в свою очередь рассматривая целителя. От грязно-синей повязки, перехватывающей длинные серые волосы, до босых ступней, виднеющихся из-под оборванного края хламиды. – Среди таких же отбросов.
Дэймос излучал почти физическое презрение, желание унизить и, как ни странно, ненависть.
– Каждый, кто оказывается на свалке – мусор. И ему положено тихо догнивать рядом с такой же падалью. Но нет, тебе все равно хочется власти, хотя бы даже над крысами. Не смог подчинить никого больше, решил управлять этими дегенератами?
Повиновение, унижение, приказы – единственно возможные критерии общения с окружающими для создателя кошмаров. Понятные, логичные…
– Ты – ничтожество. Думал, имеешь право помогать им? Лечить, защищать?.. И что они получили за это? Смерть и мучения. Твой мальчишка-прыгун мертв, крысы тоже дохнут. Одна за одной. И это все, что ты смог им дать.
Перед глазами возникла очень яркая картина.
