Буги, хрипло кашлянув, тоже успел. Приложил прямо в голову чем-то тяжелым, бросившим Урфина об стену. Изумрудные полосы слились в зеленую круговерть. Он успел что-то услышать, выстрелил на звук, откатываясь в сторону. Картечь взвыла бешеными жуками-мясоедами, звучно чавкнуло и заорало в ответ. А, не нравится?!
Зелень перестала кружиться и метаться из стороны в сторону. Своя жизнь дороже: Урфин наудачу выпустил веером половину обоймы ТТ. Вжался в угол, стараясь что-то разобрать. По лицу, неприятно холодя, стекало. Но не до того. Где ж ты, мой хороший, а?
Хорошее Урфин увидел. Ну, во всяком случае, хотя бы что-то. Если точнее, то кисть, левую. Оторванную его случайным первым выстрелом. Тогда понятно, что стекает с головы и почему голова целая. Культей насмерть тяжело зашибить. Даже если ты мутант. Повезло, как еще тут скажешь? Запросто так буги клешню отстрелить… Такого еще не встречалось. А вот чего дальше?
Дальше… Да все просто. Времени выдумывать чего-то сложного нет. Буги раненый и злой. Пацан, возможно, еще живой и беззащитный. Встать, перезарядить. Помотать головой, проверяя «сову». И вперед.
В темноту и изумрудные всплески. В шорохи и запах прели пополам с тленом. В самые любимые места бродяг. Туда, где старуха с косой радостно гостит у Госпожи Зоны.
* * *
– Я его не спас. – Урфин смотрел на рыжую семейку, вроде бы остыв. – Понимаете?
Уизли молчали. Мамаша Энн явно злилась, двойняшки скучали, папе снова было все равно, младший смотрел куда-то в угол. Грек за спиной вздохнул. Дикой так и не появился. В отличие от Сноу, выползшего из дальней комнатенки, недовольно фыркая и поматывая своими смоляными кудрями.
– Урфин, здорово.
Урфин хотел сплюнуть. Но Грека и его ребят уважал. Не надо им его харкотину с пола вытирать.
Палец со шрамом оказался у носа Сноу быстрее, чем тот смог продолжить.
– Ты же ни черта не знаешь, Сноу… А еще собрался идти с ними. Не жалко?
Сноу выбрал правильное решение. Драться у себя Грек не позволял. А лицо стоило сохранить. Вот только угадать, чего он наплетет, можно было сразу.
– Да, Сноу. Сразу после возвращения из ходки. Весь к твоим услугам. А сейчас извините, милое семейство. Мне пора.
Пока он торчал внутри, почем зря тратя время, снаружи испортилось все. Включая погоду в первую очередь. Или ему так казалось, что все. А вот погода испоганилась полностью. Накатили свинцово-непроглядные тучи. Дождь моросил так мерзко, как только мог. Нормальная, чего уж, питерская погода. Косой дождь и секущий ветер. Просто прекрасные условия, чтобы прогуляться.
Жаловаться не приходилось, привык. Знай себе месил грязь новыми ботами, думая только о возможных мозолях, не больше. Черт с ним со всем. И всеми. Благородные паладины никому не нужны. Хватит думать о чужих жизнях. Пора думать только о своей.
Задержаться выпало неподалеку от «Солянки». Впереди застрял грузовик, перегородив проход по грязи, недавно бывшей землей. Асфальт им тут никто класть не собирался. Вот еще, с чего бы маргиналам, отрицающим свое отношение к незаконной деятельности, ходить по сухому? По жиже перетопчутся.
Урфин отошел, чтобы не заляпало липкими фонтанами, так и вылетающими из-под колес. И повернулся туда, где все важное для Большой земли превращалось в ничто. К Зоне. К окраине, откуда чертова старушка вырастала перед глазами сразу. Его, мать ее, главная любовь всей жизни.
Серая и местами золотая, опаленная кое-где охряным, мерцавшая сталью жесть-травы, переливающаяся на самом крае окоема голубоватыми разрывами «бенгалок». Мерцающая прозрачным и иногда кажущимся чересчур чистым воздухом, постоянно напоенным сыростью и ожиданием Бурь.
Черные клубы виднелись вдалеке, набухая густыми чернилами внутренностей, порой сверкающих сеткой алых росчерков разрядов-вспышек и серебром паутины ломаных молний. Можно было бы услышать даже еле уловимый рокот, наливающийся чудовищной мощью внутри аномального отродья Зоны и ее вечной осени.
Серая полоса КАДа, естественной границы, породившей Периметр, проглядывала через локальный тягучий дождь, лениво поливающий и ее, и пару видимых блокпостов. Сырость пропитывала все, до чего могла дотянуться. Та самая питерская сырость, родившаяся куда раньше самого города и пережившая его. А вот город святого Петра, лежащий под низким небом, почти не виднелся.
Урфин стоял, смотрел, вспоминал. Чертова семейка Уизли что-то толкнула внутри, заставила слегка выглянуть через прочный наросший панцирь. Что, казалось бы, ему этот город? Источник дохода и нравящегося, как ни отрицай, дела. Что?
Урфин бывал здесь до Прорыва. Совсем молодым и добрым. Ждущим от города чего-то загадочного, таинственного, прекрасного, захватывающего… одним словом – Питера.
Дождь начался, едва Урин вышел с Московского вокзала и оказался на Невском. Пришлось спускаться в метро и ехать к друзьям. Вместо вечерней прогулки по улицам, наполненным музыкантами, кафе и красивыми интеллектуально развитыми романтическими девами.
Сидеть у окна, хлебая чай без сахара, ведь питерские студенты единственные настоящие в стране, и смотреть на улицу. Самую обычную улицу «спальника», выстроенного еще в Союзе. Любоваться заплывом одинокого самосвала «МАЗ», рассекающего чуть ли не бампером серо-блестящий поток, гордо бурлящий вместо асфальта. Чудесный город, ничего не скажешь.
Правда, после водки, само собой, водившейся у единственно правильных студентов страны, Питер воспринимался куда ярче и веселее. А перекур на балконе принес новые открытия. Оказывается, здесь все же есть солнце. И желание пошляться никуда не пропало.
Ливануло точно после выхода из метро. Ехать с Черной речки в центр ради дождя даже не показалось глупым занятием. Водка творит чудеса, особенно когда тебе двадцать и ты все еще веришь во что-то чудесное.
Случились и беседы во хмелю о философии Канта, прерываемые предложениями отправиться сигать на спор в Фонтанку, и совершенно дикое поджигание абсента в граненом стакане, и высокоинтеллектуальные девы, разбирающиеся одновременно в настоящем, то есть питерском, роке, работах Шагала и особенностях личной жизни.
Урфин не помнил, как звали ту, у которой проснулся утром. Но почему-то, глядя на пелену, накрывающую город, очень хотел верить в то, что она выжила.
Баркас ждал его в своей комнате. Суровый и собирающийся в ходку Баркас.
– Нашел?
Еще бы не найти, хотелось хмыкнуть Урфину, но было откровенно лень. Баркас явно находился не в духе, и мог возникнуть спор. Смысла спорить из-за ботинок не виделось.
– Я тебе стволы успел проверить и смазать.
– Спасибо.
Урфин лег на койку напарника, зевнув. Баркас заметно занервничал.
– И какого лешего?
– Барк?
– Чего?
– Ты никогда не думал о чем-то другом?
