Урфин остановил Баркаса, явно желавшего пойти первым. Остановил, сам не поняв порыва. Он рядом с другом и прикрыть его спину точно сможет. Смысл? Смысл терялся в убегающей догадке, сверлившей мозг все сильнее.
– Я первый.
Спорить Баркас не стал. Тон напарника научился понимать давно. Еще когда вовсю чистил ему морду, доказывая, кто первый парень на деревне.
Урфин опустил забрало, щелкнул переключателем респиратора, запуская замкнутый цикл. Если люди погибли здесь, где никогда ничего и никого не обреталось, то мало ли.
Первый шаг в таком деле всегда важнее прочих. Он или выдаст тебя, или даст преимущество. И шагнул Урфин осторожно, рассмотрев все видимое пространство с помощью тепловизора. И ни хрена не увидел, совершенно ничего.
Пыли и паутины внутри оказалось просто люто много. Никак не могла она здесь появиться меньше чем за неделю. Да, где-то так прошло времени. Может, две… как Урфин сам пересидел тут Бурю. И вот, на тебе, повсюду чуть колышутся серо-черные простыни.
– Фига… – Голос Баркаса продрался через статику помех от грохотавшей вдали и набирающей силу Бури. – Это чего за ерепень?
– Не знаю, – буркнул Урфин, включая фонарь и заходя дальше. – К цистернам, посередке, в два шага за мной.
– Тоже мне тактическая схема в здании, – обиделся напарник, – не маленький, сам догоняю, что к чему.
– Ты меня догоняй уже. – Урфин покрутил головой. – А то отстал, пока трындел.
– Ой-ой, важный дядя Урфин командует. Яволь, мой генерал.
– Герр оберст…
– Че?!
Урфин замер, что-то разглядев впереди.
– Герр оберст, так правильнее, если яволь. Твою!
Затрещав, вспыхнули лампы. Чертовы старые лампы, висящие здесь чуть ли не с Союза. Значит, Буря дотянулась уже до Московской, раз ее разряды добрались сюда. Фигово.
Непонятные темные кучи впереди приобрели объем, цвет и положение. Урфин вздохнул, ощутив пока еще тихое покалывание адреналина. Это… это казалось ненормальным даже для Зоны. Совершенно ненормальным. И диким.
Ровно, выложенные в рядок у самой последней цистерны для когда-то работающей системы отопления, лежали совершенно странные вещи. Пять неровных, покрытых желваками наростов глыб то ли застывшей пластмассы, то ли, чем тут Ктулху не шутит, янтаря. Ручаться, что посреди Зоны не может оказаться пять огромных болванок окаменевшей древесной смолы, Урфин не мог. Это, мать ее, Зона. Здесь хрена лысого чего случиться может. Еще две колоды валялись поодаль.
И тишина вокруг. Ни шороха, ни звука от возмущенного топота хозяина такой-то красоты. А уж форма желто-прозрачных колод недвусмысленно намекала на содержимое. Жуки в меду, пчелы в варенье, люди в какой-то странной дряни. Ох ты ж, елы-палы, что только не происходит здесь, посреди какого-то странного и страшного кошмара реальности.
Паутина. Лежащие рядком колоды вполне понятной длины и объема. Тишина и запустение раньше очень живого места для привалов и ночлега. Странно, да? Нисколько. И, сложив дважды два, кое-что он уже сообразил. А вывод не понравился. Совершенно.
– Это что? – Баркас замер возле первого куска янтаря. – Чего за…
– Замри. – Урфин развернулся, шаря стволом вокруг. – Это слюна, братишка.
– Хрена се слюна… – Баркас щелкнул предохранителем. – Не слюна, а прямо желе.
– Именно. «Властелина Колец» читал?
– Смотрел. Брат любил старые фильмы.
– Вот что-то такое же, как во Фродо впрыснули. Только тут снаружи и харкнули. Консервы, понимаешь?
– Так пошли отсюда, чего задерживаемся? Мне чего-то ни шиша не хочется с этим гурманом знакомиться.
Друг был прав. На сто процентов. Но Урфин пытался понять: что не так? Дико, но именно так и думалось.
В наличии имеется семь «янтарных» скульптур разного типа отвратительности. Судя по носящемуся в коробке запаху, незнакомому раньше и идущему от глыб, скульптуры почти свежие. Хотя… кто их, мутантов, знает?
Для себя он делил местную фауну на три вида. Несчастную, специальную и адскую.
С несчастной все ясно, это местные. Что нормальные, как Копатыч и его «люди», что просто местные, что Красные или Белые. Попали под Прорыв и остались навсегда в Чистилище Первого и Второго кругов. В Третий, от центра города и к северу, кстати, копатычевские старались соваться только за большие деньги.
Со специальной все тоже более или менее понятно. Это уже дело рук всяких умников, любящих поковыряться в последышах каждой Зоны, выуживая генетический материал и прививая его разным живым организмам. На выходе получаешь, к примеру, костоглода. Или еще что-то подобное. Хотя, как ни старайся, ошибиться в специальной и адской фауне несложно. Потому как те же здоровяки никак не напоминали дело рук человека. Ну, кому, скажите на милость, придет в голову выращивать злобные горы мускулов, любящие уничтожать все живое?
Вот-вот, тут Урфину всегда думалось о третьей подгруппе его собственного деления на семейства и отряды. Баркас даже пытался переименовать его за это в Дарвина или, на худой конец, в Линнея.
Адскую группу местных обитателей создавала, постоянно и неустанно, сама Зона. Как игрушки, как охрану, как средства нападения на Периметр. Здоровяки с амбалами, адопсы, шуршуны, кислотницы, хреновы бугимены. Эти упыри уж точно выращены в каком-то отдельном виварии местной госпожи.
И вот сейчас, наблюдая странную полупрозрачную студенистую массу, со всех сторон облепившую каких-то бедолаг, Урфин мог поставить что угодно против чего угодно. На то, что тут не обошлось без изощренного и жестокого существа, окружавшего их со всех сторон. Если Зону можно считать существом. А именно так Урфин и считал.
Кислотницу ему встречать не доводилось. Только видел ее жертв и слышал от Хэта, с ее же помощью удравшего от Бледа в метро. Но, думалось ему, недавно здесь похозяйничала двоюродная сестра той мерзопакости. Ну или брат, тут уж как выпало. Хотя, несомненно, зоолог из Урфина, как из слоновьего хобота саксофон. Вроде и дудит, да только как-то неправильно.
– Да это ж Сноу… – протянул Баркас. – Точно, зуб даю. Вон, крайний, стопудово Сноу.
Урфин скрипнул зубами.
– Слушай, а ты говорил…
– Тихо. – Урфин повернулся к телам, понимая, кого увидит, когда присмотрится. – Посмотри. Мне бы разобраться тут кое с чем.
Баркас кивнул. Дружба штука такая, хочешь не хочешь, а если другу надо… То даже задержишься там, где очень опасно.
Сноу, ясно. И еще: один, два… еще две чертовы полупрозрачные свечки лежат поодаль. Почти одинаковые, как рулоны линолеума на складе. Катить удобно, наверное, когда дрянь застывает. По длине, вернее, росту, все сходится. Мама, чертова упертая сука. Папа, гребаный тупой тюфяк. Двойняшки, сраные зазнавшиеся малолетки. Семейка долбаных рыжих Уизли. Но…
