После того вскрытого подвала на Ваське любые моральные метания Баркасу стали совершенно чужды. Новые старые жители Питера перестали казаться хотя бы отдаленно напоминающими кого-то вроде человека. Зверье, мишень для экономичного выстрела парой патронов, не более.
Пока не появился Привал. Пока в Привал как-то не забрела Чума. Пока как-то пьяный Баркас не проснулся с ней в одной койке. Все началось заново, хотя ему в такое и не верилось.
Баркас затянулся, глядя на отвернувшуюся к стенке и мерно посапывающую женщину. Сейчас она не казалась странной и опасной девой-валькирией, свободно ходившей там, где не пройдет группа серьезно экипированных сталкеров. И одетая как фрик. Как Госпожа для БДСМ-развлечений. Все равно. Нравится ей, да и ладно.
Он смотрел на спящую женщину. Мутанта. Его странную интригу, захватившую полностью. Как так вышло? Сложно сказать. Но ее Баркас не боялся и из-за нее мог пойти куда угодно. Хотя такого ему пока делать не случалось. Чуму знали, уважали и боялись все разумные создания Зоны. Неразумные, попадись она им, просто съели бы. И все на этом. Идти и спасать некого.
Сколько живет сталкер? Этот вопрос возникает регулярно. У каждого, идущего за Периметр. И без разницы где. Хоть в Новосибирске, хоть в Хармонте. Фиолетово.
Сталкер сгорает за пять лет. Если повезет и он не окочурится за три, за год или за месяц. Или в первую же ходку. Но сгорает он именно за пять лет. Обугливается внутри, превращаясь в другого человека. Оставляет все человеческое, превращаясь в отражение себя. Чернеет нутро, даже если человек кажется белым и пушистым.
Деньги? Мало что портит душу, как они. Золотые, бумажные, серебряные или электронные. Без разницы. Деньги разъедают что-то важное, глубокое и свое. Ту часть каждого, из-за которой тебя и считают человеком. Портят и развращают. Но сами по себе? Нет. Лорда деньги не портят. Если, конечно, не считать пафосность и отчуждение. Внутри он такой же, как Урфин или Баркас. Надо, так поможет и не попросит оплатить.
Так что деньги жрут личность, да. Плавят душу, заставляя сбегать доброе и наивное. Если сам того захочешь, плюнешь на слова отца с матерью, на свою жизнь и память. Не в деньгах дело, получается.
Вот сидит он, Баркас, курит, смотрит на красивую задницу со спиной, хотя любит как раз не их. Нет, их он тоже любит, но главное же не это. Главное внутри нее самой, странной и чудной. И даже если вон тот позвонок чуть портит идеальность картинки или задница, не накачанная приседаниями, оно же не важно. Все равно идеально. Потому как ее и ничье больше.
Если бы он сам очерствел за прошедшие почти пять лет, был бы с ней, думал бы о той самой «Солянке», торчавшей у Периметра? Вряд ли… Зачем она ему? Это ж геморрой с копами, с налоговой, с фейсами, с… да с кучей разных госконтор, включая пожарных. А зачем тогда все? Из-за нее.
Урфин все понял и не сказал ни слова. Потому как человек. И друг. Надежда же умирает последней. Если есть, горы свернешь, но добьешься нужного. Нет надежды, нет стремлений – все, нет тебя самого. Пустая говорящая, жрущая и гадящая оболочка, не больше.
Баркас хотел попробовать вытащить ее отсюда. Убрать из жизни Чумы Зону, вытравить из крови и тела яд, пропитавший ее полностью. Надеялся, что расстояние до Периметра, измерявшееся даже не в километрах, а в сотнях метрах, поможет. Что его женщина-мутант сможет выжить вне чертовой Суки, подарившей ей новое существование. Выживет и останется с ним навсегда. Заживет нормальной жизнью. Про большее не думал. Тут решить самое главное… а там и видно будет. Вот потому и нужна «Солянка», потому и прет он снова куда дед Макар телят не гонял.
Почему не попросит ее о помощи? Потому что, вот и весь ответ. Чума вполне понимала ценность многих вещей, укрытых в глубине Зоны Эс. И представляла, что можно с такими деньжищами делать. А врать ей не умел и не хотел. Да вскрыла бы Чума его хитрейший план одним щелчком пальцев. Тех самых, что даже здесь, в аду, с аккуратнейшим маникюром.
Так что просто ходка, просто наводка, просто хабар. Не арты, в смысле артефакты. А арты – что искусство. И точка.
Баркас закурил уже третью, когда теплые руки обняли сзади, скользнув по груди. Волосы, медвяно пахнущие, накрыли сверху, опустившись на все лицо. А от шепота, мурашками стрельнувшего по спине, сигарета должна была погаснуть сама. Потому как женщина не заслуживает вкуса табака вместо вкуса губ.
Отступление третье. Совсем близко и чуть отстав
Анализ, логика, контроль информации. Это самое страшное оружие. Нет ничего хуже, чем не знать мелочей. Из них складывается целое. Разложить каждую на составляющие, найти крючок, цепляющийся к другой, серьезное умение. Связать воедино разрозненные и запутанные части разодранного макраме реальности стоит дорого. Ей платили в первую очередь за него. И лишь во вторую, хотя она всплывала часто, – за умение убивать.
Отыскать нужные детали, зная исходную проблему, не так легко, как кажется. Можно годами пытаться разобраться в проблеме, опираясь только на ее внешнюю сторону и не зная кучи нюансов. Для владения информацией используется не так много средств и приемов, как кажется.
Слежка. Прослушивание. Внедрение. Ничего не меняется, какой год ни стоял бы на дворе. Но конкретно для любого случая, использующего такие нехитрые штуки, важнее кое-что другое. Снимки со спутника, разговор, записанный направленным микрофоном, «крот» в самом сердце объекта разработки, могут оказаться зря. Если не найдется одной-единственной детали. Личности, обладающей уровнем интеллекта, сводящим информацию воедино и лепящим из нее целое.
Крис не считала себя идеалом логики и дедукции. И не являлась такой личностью в полной мере. Только и дело ей приходилось иметь не с гениями преступного мира и околокриминального сообщества. Основная часть ее «объектов» пыталась походить на таких. Только у них не особо получалось. Если бы получалось, услуги Крис не оплачивались бы так высоко.
Работать с «Биофармом» ей приходилось и раньше. Мир корпораций биологических, медицинских и химических исследований жесток. И был таким всегда. С самого изобретения первого анестетика или способа удаления аппендицита. Все там клятвы Гиппократа оставьте для поликлиник и сельских фельдшерских пунктов, институтских кафедр и витающих в гипотезах ученых исключительного ума. Все верно, этот фасад нерушим веками. И куда более нерушим тайный, закулисный, мир медицины и остального.
Корпоративная этика и коммерческая тайна порождают службы безопасности, сканеры, систему постоянно меняющихся паролей на компьютерах и торчащие в заднице мира исследовательские полигоны. Выращенная под землей вирусная культура может использоваться по-разному. Созданная в ходе рядового опыта белковая конструкция, позволяющая отрастить хвост, лапы или голову, автоматически становится объектом охоты конкурентов.
Сражения корпораций ведутся на рынке антибиотиков, обезболивающих, спреев для носа и зубных паст. Они отвлекают внимание и создают нужный красивый флер и резонанс в СМИ и среди общественности. Реклама и фокус-группы обходятся дорого, но делают из производителя БОВ обычных фабрикантов, специализирующихся на бальзаме «Звездочка».
