Очень хотелось знать – как же он сюда приперся, как нашел именно этого бугимена? Но ответ в мелочах. Урфин поспорил бы на что угодно, что хренов мутант специально раскидал и расставил метки, ведущие именно к ним. А сделка с ним… Чертов обман втянувшего его в ненужный бой демона с желтыми глазами. Только деваться некуда.
Он не поверил ушам, когда грохот прекратился. Что там говорил ублюдок про ствол? Никаких стволов? Хрена… сделки не состоялось, так что козырь на стороне Урфина. Он потянул ремень, уже соскучившись по рукоятке в ладони и пальце на скобе. Бронебойные? Есть у него бронебойные, да-да.
Ремня на груди не оказалось. Совсем. Урфин замер, лихорадочно щупая руками за собой, стараясь понять – где? Где?! Ногой пошарил по полу, надеясь услышать стук, когда автомат перевернется, ударившись магазином или мушкой. Ничего… Совсем.
Зона, как всегда, сыграла по собственным правилам. Никаких стволов? Так и случилось. Человек, буги и Кром. Металл и ловушки, явно бывшие у желтоглазого мутанта в загашнике. А против них? Против самый разумный и опасный здоровяк, ошивающийся в городе. Шикарный расклад, самое то, чтобы хорошо размяться.
Пыль и крошка оседали. Струились вниз серыми, бурыми и красными снежинками, еле слышно шелестя. Тишина пыталась вернуться, затопить собой такой мертвый тихий дом. Но у нее вряд ли выйдет. Кром не прятался.
Хриплое, с нотками свиста дыхание огромного чудовища доносилось внутрь вместе с утихающим шелестом почти осевшего серо-буро-рыжего торнадо, пронесшегося внутри. В унисон, шелестя звеньями, постоянно смазываемыми бурым и красным, рассказывала про себя цепь Крома. Прочная стальная цепь, венчавшаяся четырехгранными острыми перьями гарпуна, пробивающего любой защитный костюм и металл автомобильных бортов. Хотя последнее Урфина не удивляло. Машины здесь находились только с Прорыва, хорошо так пожеванные коррозией. А вот прочее… он помнил, видел и не забывал.
На пол, стукнувшись и прокатившись, упала голова. Свежеоторванная патлатая голова. Кричавшая безмолвным воплем рта, разодранного в нечеловеческом усилии боли. Неизвестный Урфину бродяга умер страшно. Позвоночник, размочаленный и торчавший огрызком, не рубили. Его выкручивали. А зная характер Крома, Урфин ясно понимал: выкручивали у живого бедняги.
Кром знал о них. Кром ждал первого шага с их стороны. Кром нависал непроглядной тенью, ложившейся внутрь.
Он видел здоровяка всего три раза. Когда умерли чертовы туристы. И потом, случайно, издалека. И во дворе Копатыча. И знал, что увидит, если выйти. Запомнил до мелочей.
Чуть меньше двух метров ростом. Почти такой же в плечах и груди, в выпуклом огромном теле, несокрушимо стоявшем на тумбах ножищ.
Маска из сшитых крупными стежками и леской нескольких скальпов, куска противогаза и нижней челюсти адопса, вываренной и отполированной до блеска слоновой кости.
Мешковатая хламида, слепленная из необъятного плаща и пришитых коротких рукавов от ОЗК. Украшенная все теми же скальпами, указательными пальцами и клыками местных ухожоров покрупнее. Кром не гнушался разной добычи, лишь бы та воевала сильно и люто, не желая продавать жизнь задешево.
Монтажный пояс с карманами, прячущийся внутри хламиды, с давно проржавевшими инструментами, используемыми на манер охотничьих или коронерских. Стамеска, отвертки, ножницы по металлу, садовый секатор, топорик, молоток, приваренный на стальную трубу. Свернутый трос и крючки, подходившие для рыбалки на акулу.
Человеческий череп, подвешенный к поясу на вкрученном посередке карабине. И его сосед от редкого крысоволка, выкрашенный в алый цвет. Антураж или домашние любимцы, кто ж Крома знает?
Красавец. Альфа-самец. Самый страшный гризли в Зоне. Тень смерти.
И никаких бронебойных в упор. Зона умела веселиться.
Урфин выдохнул, смахнул пыль с лица. Тихо, чтобы ни мельчайшего звука, вытянул ножи. Стоял, прикидывая свои действия.
Здоровяки кажутся неуклюжими и медлительными. Это неправда. Двигаются они так быстро, что не угонишься. Знай себе уворачивайся, если выйдет. А зацепить им стоит даже просто пальцами. Против таких ногтей, острых и твердых, плоть не устоит. Развалится под ударом, и все. Как двигается Кром, Урфин недавно видел. Шансов… почти нет. Почти.
А Кром еще и умный. Не просто жаждущий смерти всех теплокровных в округе, особенно мыслящих, а что-то большее. Проклятие, рожденное госпожой и повелительницей себе на потеху, другим на смерть или муку. Регулятор умершего города, неотвратимое оружие судьбы.
Зазвенело громче, предупреждая об уставшем ждать Кроме. Кроме, жадно нюхавшем воздух и решившем закончить начатое.
– Эники, беники…
Урфин вздрогнул. Этот чертов день дарил одно за другим. Говорящий здоровяк, знаете ли, уже ни в какие ворота…
– Ели вареники…
Считалочка не закончилась. Звяканье и шелест свились в свист, когда Урфин успел заметить лишь змеиный бросок гарпуна. Буги вскрикнул чуть позже, вылетая из укрытия, пробитый орудием чудовищного охотника в плечо. Вылетел, брызнув темной и чуть дымящейся кровью.
Цепь зашелестела, взмывая вверх, выгибаясь чудовищных размеров полуживой гадиной. Кром ухнул, шагая вперед, дергая верную металлическую слугу. Буги крутанулся волчком, убираясь в сторону. Гарпун, на мгновение зависнув в воздухе, рванулся вниз ударом плети, рассекающим плоть и ломающим кости. Буги успел, металл лишь разодрал рукав и зацепил второе плечо, вскрыв темно-серую кожу почти до локтя.
Кром ворвался внутрь монолитным и таким обманчиво медленным движением. Урфин не попался, выждав, пока тот остановится. Крутилась в вечернем свете поднятая тяжеленными шагами крошка, сворачивалась смерчами вокруг неуклюже сшитых сапожищ. А Урфина очень радовали их голенища. Заканчивающиеся на десяток сантиметров ниже колена. Шанс, подаренный шельмой Зоной, настоящий и, кто знает, может, и единственный.
Кровеносная система любого человекоподобного существа одинакова. Артерии и вены проходят почти в одинаковых местах. Туда-сюда сантиметр, не более. Тугие, налитые кровью, несущейся под давлением, готовой ударить фонтаном, если выпустить ударом стали, кромкой осколка, головкой пули. Все равно, чем вскрывать артерию, прячущуюся под коленом. Хоть зубочисткой. Хотя тут придется сильно постараться.
Урфин не хотел стараться. Урфин хотел выжить. И ударил, рассчитывая лишь на одну попытку.
Бросился прыжком к пролому, прижав клинок к предплечью, наметившись на полосующий длинный выпад. Клинок рванулся к цели – неумолимо, точно и быстро. Кром развернулся, чуть сместив ногу.
Сталь вспорола кожу на голени, добралась до мяса и жутко скрипнула по кости. Здоровяк ухнул, взмахнув лапищей, и заехал Урфину в бок. Выбил дух, выбросил почти наружу, но огрызок кладки не позволил.
Урфин охнул, когда компенсирующие вкладки комбинезона приняли первый удар. Как пневматическим молотком приложили, рассеяв боль до самых ушей раскаленной паутиной.
