Лайон прищурилась, и на секунду мне показалось, что она не поверила Мэтью.
– Если задержитесь в наших краях на пару дней, приходите в воскресенье в церковь. На этой неделе мы принесем в жертву агнца и будем молиться о мягкой зиме.
Я закатила глаза. Это ж какими надо быть идиотами, чтобы верить, будто Бог управляет ветрами и снегом.
Лайон кивнула, но не Мэтью, а своим помощникам. Здесь им больше делать было нечего. Потом спустилась по ступенькам и вскочила на лошадь.
– Молитесь своему богу, – сказала она. – Там, где правит закон, ему места нет.
Она рявкнула «Пошли», и все три лошади рванулись с места.
Мэтью, конечно, идиот, верящий во всякие сказки, но он спас мою шкуру, потому, когда он вернулся в дом, я ему чуть на шею не бросилась. Я быстренько спрятала нож, чтобы он его не увидел, и села за стол.
– Спасибо, что отправил Лайон куда подальше.
Мэтью немного постоял в центре комнаты, шевеля губами. Вроде как молился. Потом налил мне воды и сел напротив. Лицо у него потемнело. Я-то все думала, когда он меня про Крегара и Лайон расспрашивать начнет, а он молчал. Вроде как ему дела до этого не было. Вместо этого он спросил, как меня зовут.
– Элка, – ответила я.
Он вроде как заслужил капельку правды.
– Странное имя.
– Папа говорил, что я появилась на свет с оленьими рогами – огромными, как у самца во время гона. Мама чуть не умерла, когда меня рожала. Рога спилили, когда мне годик исполнился. – Я широко улыбнулась. – А потом родители ушли на север.
Мэтью кивал и кивал, и от его дерганий меня прям укачивать начало.
Больше он на меня не смотрел, просто сидел напротив, не зная, куда деть руки. Вроде как его мучило что-то.
– Спасибо, что накормил, – сказал я, вставая с места. – Пойду.
Полуулыбка Мэтью испарилась.
– Лайон еще не успела далеко уйти. Лучше пережди немного, – сказал он, а потом тихо и грустно добавил: – Скоро все закончится.
Тут у меня в голове помутилось, накатила слабость, и я рухнула на стул. Наверное, слишком быстро встала. Перед глазами замелькали яркие пятна.
– Отличная идея, – сказала я.
Все поплыло.
– Совсем недолго осталось… – нежно пробормотал Мэтью, словно убаюкивая ребенка.
Тут свет померк, а когда я очнулась, то почувствовала, что лежу, уткнувшись лицом в холодный стол.
Я не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться. Руки и ноги были растянуты и прикованы железными цепями. И я больше не чувствовала ни ножа на боку, ни фляги.
У меня мороз пошел по коже – да на мне ни клочка одежды! В глазах все расплывалось, но я-таки разглядела Мэтью, который стоял на полу на коленях и молился, держа в ладонях что-то похожее на нож.
– Господь всемогущий, благослови заблудшее дитя, агнца твоего, и этот дом, – говорил он, обращаясь к клинку. – Прими эту жертву и ниспошли нам мягкую зиму.
– Ах, ты ж проклятый ублюдок! – завопила я во весь голос, но он лишь продолжил молиться еще громче.
Цепи не поддавались ни на дюйм. Как мне отсюда выбраться? Я видела лишь Мэтью, слышала его голос и чувствовала холодное прикосновение стали к обнаженной коже.
Кровь за кровь
ПОХОЖЕ, мы сейчас в подвале. Не знаю, какое дерьмо этот ублюдок мне в воду подмешал, но перед глазами все плыло, в голове мутилось, да еще и в ушах звенело. Я толком ничего не видела и не слышала, разглядела только, что стена не деревянная, а каменная и пол земляной. Сквозь пелену в глазах заметила за спиной у Мэтью большой шкаф, набитый консервированным мясом и рыбой, овощами и картошкой. Короче, целый подвал жратвы. Видать, Дьявол любит этого парня. Наполнил его кладовые, но отнял волосы на голове и еще заставил убивать. Зато у него была хоть какая-то, пусть даже эгоистичная и дерьмовая, причина. А Крегар убивал просто так.
Я вопила, проклиная преподобного, однако язык заплетался, и собственные слова казались мне невнятным мычанием. Мэтью даже глазом не моргнул, пока молитву не закончил. Не знаю, кому он там молился, Богу или Дьяволу, но обещал пролить кровь в его честь и просил, чтобы тот послал мягкую зиму. Чтобы пальцы на ногах не мерзли.
– Почему я должна умирать? – проговорила я непослушными губами. – Что я тебе сделала?
– Замолчи. Кровь агнца должна смыть грехи, так сказал Господь.
Его голос жужжал, словно рот был набит мухами.
– Я не… агнец! – сказала я, и к горлу подкатила тошнота.
– Элка, я вижу на тебе клеймо греха! Агнец, которого мы выбрали в жертву, всего лишь соблазнила нескольких мужчин. Если верить Лайон, а ее честность не подлежит сомнению, ты убийца, а это худший из грехов.
– Я никого не убила. Она ведь не говорила… я не… – пыталась я оправдываться, но мозги меня подвели. Я извивалась в цепях, не обращая внимания на раскалывающуюся от боли голову.
– Отобрала ли ты чью-то жизнь или просто смотрела, как убивают, – ты виновна, и твоя горячая проклятая кровь согреет нашу зиму.
Слова преподобного поразили меня в самое сердце. Может, я и правда виновата, даже если сама не убивала?
– Господь, укрепи мою руку и направь клинок, дабы я вознес хвалу твоему имени! – произнес Мэтью, а потом встал и подошел ко мне. Представляете, этот ублюдок держал в руках мой нож. Да я ему за такое сердце вырежу и сама Дьяволу скормлю! Клянусь!
Рука у него была твердая. Не дрожала.
– Расслабьтесь, юная леди, – нежно промурлыкал он, словно предлагал мне еще порцию чили. – Сейчас будет немножко больно.
Он погладил меня по волосам, и мне захотелось откусить эту чертову руку.
Он резал меня моим собственным ножом. Начал от левого локтя, потом вверх по руке, через всю спину и снова вниз, до правого. Я не закричала. Было не так уж больно, хотя нож глубоко вошел в тело. Меня Охотник посильнее лупил. Теплая кровь побежала по спине.
– Ты будешь отмечена крестом, дабы Господь знал, что ты предназначена ему! – заявил Мэтью и резанул от шеи до самой задницы.
Наверху в доме скрипнули половицы. Или почудилось? Наверное, из-за его отравы я слышала то, что мне хотелось. А может, Лайон вернулась?
– Чертов ублюдок, убери от меня руки! – завопила я. – У него нож. Помогите!
– Никто не услышит твоих проклятий. – Мэтью отошел куда-то в сторону, и я услышала, как он тащит мешок по земляному полу.
Никто не бросился мне на помощь, никто не отозвался на мои крики, и скрипа половиц я тоже больше не слышала. В сердце потихоньку вползал страх. От мысли, что я отсюда не выйду, мне стало холодно.
– Зло должно быть очищено! – воскликнул Мэтью.
Он засунул руку в мешок, и послышался странный скрипучий звук – словно снег захрустел. А потом я завопила – он сыпанул мне на спину пригоршню соли и втер ее в глубокие порезы. Я больше не могла ни о чем думать, ничего не видела и не слышала – просто орала во всю мочь. Когда поняла, что он опять полез в мешок за солью, то изо всех сил заколотила цепями по железному столу.
