Однако все эти планы, страхи, близость к людям и время, проведенное в городе, притупили мой ум. Мне и в голову не пришло, что кто-то в Такете не спит в такой поздний час. Еще год назад я петляла бы и скрывалась, чтобы меня не выследили, но в ту ночь я беспечно направилась прямиком к нашей хижине.
Змеи
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я проснулась с ощущением легкости во всем теле. Солнечные лучи уже проникали в комнату. Пенелопа тихонечко сопела в кровати, а я спала на полу – твердое дерево по-любому лучше, чем пух и перо. За окном щебетали поползни и славки, и даже легкий ветерок не мешал их песням.
Тихонечко, чтобы не разбудить Пенелопу, я выскользнула из хижины и пошла к реке. Над водой, над заросшим берегом и заливным лугом на той стороне лежал туман. Весь мир был окутан покоем. Ни звука – лишь трели птиц да журчание реки. Я умылась и направилась в лес. С западной стороны, в нескольких милях от хижины, я поставила силки и сейчас хотела проверить, не попалась ли там чего-нибудь нам на завтрак.
В этих лесах я чувствовала себя как дома. Вроде как с рождения была их частью. Мои родители работали на этой земле, и моя кровь похоронена в ней вместе с ними. Я столько лет прожила в хижине Охотника, а все равно чувствовала себя лишь случайной гостьей. Однако это место на реке Тин не принадлежало ему, оно было только нашим – моим и Пенелопы. Здесь наш дом, и мы будем жить по своим правилам.
Две ловушки остались нетронутыми, зато в третью попался кролик. Он уже задохнулся, к тому времени как я нашла его. Конечно, лучше, когда они еще живые и дергаются, однако этот парень был еще теплым, а здесь, на холодном севере, это означало, что он совсем свежий, вроде как я убила его собственной рукой. Я высвободила зверька из ловушки, чтобы кровь не привлекла хищников… и тут услышала крик.
А потом кто-то позвал меня по имени.
Я сорвалась с места.
Кролика я не выпустила – зачем портить хорошую еду. Может, девчонке просто дурной сон приснился.
Однако мчалась я, словно за мной стая чертовых волков гналась. Видела, как они мелькают между деревьев, скачут через поваленные стволы, перепрыгивают болотца и поджидают на другой стороне, если я отстаю. Они не гнались за мной, они бежали вместе со мной. Эти волки были моим страхом и тревогой. Моим сердцем и душой, зубами и когтями.
Я выбежала из леса прямо напротив хижины. Крики стихли. Волки выли, прячась в тени деревьев, говорили мне: «Защищай свою стаю, защищай свою территорию».
Я вытащила нож и подкралась поближе. Через окно ничего видно не было. Пенелопа занавесила его на ночь – не нравился ей лунный свет. Как я ее за это сейчас проклинала!.. Я осторожно положила кролика на крыльцо.
В хижине скрипнула половица.
От бега я разогрелась, ладони вспотели, и рукоятка ножа стала скользкой. Я слушала лишь свое судорожно колотящееся сердце и то, что происходило внутри хижины. Все остальные звуки, пение птиц и журчание реки вроде как выключились.
Я тихонько двинулась в обход, стараясь не дышать.
Крест на маминой могиле покосился. Я выпрямила его. Следы на земле не принадлежали ни мне, ни Пенелопе. Отпечатки ботинок, размер чуть больше моего.
Я выдохнула. Не Крегар.
Лошадей тоже не видно, значит, не Лайон.
Я подкралась к задней стенке дома.
Тяжелые шаги. Мужские. Сквозь бревенчатую стену донесся гневный, но испуганный голос Пенелопы:
– Не имеете права!
Ответа я не услышала – слова увязли в клочьях мха между бревнами.
Стук сердца превратился в барабанный бой. В доме мужчина, и нужно выманить его оттуда как медведя из норы. Соблазнить угощением или напугать – так сейчас будет вернее.
Я вернулась назад, под покров деревьев, спряталась за ними, а волки уселись вокруг меня, придавая сил моему голосу.
– Пенелопа, разжигай огонь, – крикнула я.
Ответа не было. Дверь не открылась.
– Черт, женщина, ты еще спишь?
Тишина.
Я подошла поближе, все еще прячась за деревьями, и вновь позвала ее.
Занавеска на окне шевельнулась, но из дома никто не вышел.
Из хижины другого выхода не было, и если они не появятся, значит, мне придется зайти, вот только в природе есть правило – никогда не суйся к медведю в берлогу.
– Пенелопа! – завопила я, остановившись на полпути между хижиной и лесом. – Просыпайся!
– Элка, – крикнула она, и в ее голосе я не услышала ни страха, ни паники. – Элка, это ты?
– Конечно я, кто же еще?
Пару мгновений она молчала. Затем крикнула:
– Иди сюда, поговорить надо.
У нее был такой голос, что если бы я не знала, что там мужчина, все равно бы поняла, что она в беде. Хватит играть в игры.
– У него револьвер? – крикнула я, подойдя к крыльцу, где оставила кролика. Я взглянула на безвольный комок шерсти. Пора бы его приготовить, а то скоро испортится. Мой желудок заурчал, требуя мяса.
– Да, – сквозь стену донесся голос Пенелопы.
Я сдвинула нож в сторону, спрятав его под курткой.
– Я нож в доме оставила. Я безоружна.
– Тогда заходи, дорогая, – сказал мужчина, и дверь распахнулась.
Мне показалось, что меня ударили в живот. Я знала этот голос. Мужчина говорил в нос, словно у него насморк.
– Доброе утро, Билкер. – Я зашла в хижину.
В руке он держал маленький шестизарядный револьвер. Даже не целился в меня. Пенелопа сидела на кровати, вся в слезах, но плакала она не из-за того, что Билкер на завтрак заскочил. У нее на щеке я заметила багровый рубец. Она плакала от боли, а не от страха.
Хорошая девочка, подумала я и кивнула ей.
– Элка! – воскликнул Билкер с легкой дрожью в голосе. – Рад вас снова видеть, хотя и не ожидал, что вы окажетесь на моем новом участке.
– Ты о чем вообще? – спросила я. – Это не твой участок.
Он улыбнулся и стал похожим на хорька.
– Мой. Я продал этот участок пятнадцать лет назад. К сожалению, его владельцев нет в живых.
– И что?
– Участок возвращается к продавцу после смерти владельцев.
– Они переписали его на нас. Проверь в Такете.
Билкер лизнул свои жалкие усы и ткнул револьвером, как указательным пальцем.
– Да, да, мне Гленн в конторе сказал. Еще он сказал, что на завещании стоит подпись Филлипа.
Я поймала взгляд Пенелопы.
– Однако, – быстро добавил Билкер, – Филлип мертв уже давно, а его бедная жена похоронена совсем недавно. Похоже, была убита двумя воровками?
У меня чуть сердце не остановилось.
