Статуи все лезли и лезли из-за барьера, те, что гнались раньше, появились на вершине холма – неповоротливые, неутомимые, лишенные страха и разума.
Лексус ткнул перед собой щупом, ступил на пружинящий под ногами мох, еще раз ткнул. На третий раз щуп провалился в воду, и в продавленном мху выступила черная зловонная жижа.
– Иди сюда, – скомандовал Мулат, которому удалось уйти дальше. – Ну что ты копаешься?!
Пришлось немного возвращаться и шагать по протоптанному Мулатом пути.
– Ты стреляешь по ним, я ищу дорогу.
Лексус прицелился в статую, которая собралась наполовину: две ноги, часть туловища, культя правой руки и полголовы. Как кусочки пазла камни прилеплялись на свои места, неподвижная статуя все больше походила на человека. Рядом точно так же обрастал плотью второй каменный сталкер, остальные собрались только наполовину.
Зато подбежало подкрепление. Одна статуя ломанулась напролом и увязла в топи, вскинула руки и пошла ко дну, другая заметалась вдоль болота – видимо, остатки интеллекта у них все-таки были. Лексус подождал, когда каменных сталкеров станет больше, выстрелил дважды и пожалел, что у него нет наушников, потому что башка от грохота рвущихся гранат начала раскалываться, к тому же появилась тошнота, как если бы его контузило. С чего бы это, интересно?
– Не отставай! – крикнул Мулат, и Лексус устремился к нему.
Он смотрел на черную воду, выступающую под подошвами, а перед глазами все время появлялся огрызок каменного человека.
Остановившись возле Мулата, Лексус обернулся: в болоте барахтался второй воин терракотовой армии, первый уже утонул и лишь слабо шевелился где-то в глубине.
Лексус хотел сказать, что все идет по плану, но не смог, потому что ему приказано молчать.
– Надо перепрыгнуть через этот ров, – проговорил Мулат и ткнул палкой в кочку за полуметровым рвом с черной водой. – Смотри. Я снимаю рюкзак, ты передашь его мне. Потом – свой, и только потом сам иди.
Мулат прыгнул, покачнулся на мху, но устоял, принял один рюкзак, затем второй. Лексус оттолкнулся, приземлился на четвереньки, посмотрел назад. Голова второго каменного сталкера колыхалась над водой метрах в тридцати отсюда, третья жертва провалилась по пояс.
– Хороший план заманить их в болото, – снизошел до похвалы Мулат. – Но ты сам все равно урод.
Очень хотелось спросить, почему, ведь Лексус спас его жизнь и в принципе не сделал ничего плохого. Отчего такая ненависть? Мутантов он и то ненавидит меньше.
Болото было не больше полутора километров в диаметре, но каменные сталкеры не додумались его обойти, ломились в погоню и тонули один за другим. Лексус и Мулат остановились в середине болота и наблюдали за безмозглыми статуями. С каждой минутой Мулат делался все веселее, в его глазах-безднах вспыхивали искры.
– Скажи, какое оно, Сердце Зоны?
– Представь себе огромную ядовитую медузу. Представил? Так вот, висит себе нечто и влечет к себе, обещает всякое. Очень сложно сопротивляться. Видишь этих? Они не смогли, полезли в аномалию и окаменели. Это ж живые сталкеры… были когда-то. Я среди них друга нашел.
– И как ты справился?
– У тебя бы не получилось – мозгов мало, – воспользовавшись случаем, съязвил Лексус. – А дерьма много, ты бы, наверное, и окаменел в виде кучи дерьма, – он еще хотел сказать, какой Мулат гад, но невольно выполнил команду: – Я бросил в аномалию «ключ».
Уголки рта Мулата поползли вверх, он злобно прищурился:
– Так он у тебя все-таки был?
Лексус обрадовался, что смог хоть немного задеть Мулата, и продолжил:
– Да, все время был, я прятал его в медальоне, а у тебя не хватило мозгов прямо спросить, не просто так я тебя дебилом назвал.
– Все, заткни пасть. Ждем, когда они утонут, и возвращаемся в цивил.
Долго ждать не пришлось. Когда последний каменный сталкер успокоился в топи, не спеша, проверяя путь щупами, направились в лес. С каждым шагом Лексус все отчетливее ощущал стылое дыхание смерти и как никогда ему не хотелось терять жизнь. Он запрокидывал голову и благодарил Зону, что видит небо в разрывах туч, что ветер приносит свежесть из приближающегося сосняка. Он подумывал оступиться и провалиться в топь – Мулат вряд ли станет его вытаскивать, – но представлял, как вязкая жижа залепляет нос, рот, проникает в легкие, и решал еще немного пожить. Дивился, как прекрасна жизнь за мгновение до смерти, до чего прекрасны капли на листьях подорожника, играющие всеми цветами радуги, и даже паутина прекрасна своей симметрией.
И узорчатый рисунок мха под ногами, и переплетенные ветви шиповника, украшенные пока еще зелеными ягодами.
Так хотелось прокатиться на мотоцикле напоследок, а еще больше – напиться с Серегой, которого он подставил, но так и не сумел вытащить! Его, наверное, пустят в расход как свидетеля.
К лесу добрались, когда солнце краем зацепилось за холмы на горизонте, окрасило тучи багрянцем, брызнуло на сосны золотом напоследок, отчего освещенные стороны деревьев стали оранжевыми. Мулат замедлил шаг, остановился, снял рюкзак и принялся массировать затекшие плечи. Лексус повернулся к солнцу, защитил ладонью глаза, пытаясь вобрать тепло уходящего лета. Он надеялся, что Мулат застрелит его подло, в затылок или спину, и он не успеет понять, что произошло.
В конце концов, он всегда мечтал умереть на ногах, а не мучительно в своей постели в окружении слетевшихся стервятников.
Долго расслабляться Мулат ему не позволил, скомандовал:
– Снимай рюкзак, умник. Вот так. Доставай из разгрузки все полезное. И все ценное снимай.
Не желая того, Лексус вынул нож, патроны, гранаты к подствольнику, растаявшую плитку шоколада, флягу, потом плюнул и снял саму разгрузку, золотую печатку с пальца, отстегнул часы, стянул мамин подарок – золотую цепь с освященным крестом. Мамину цепь было жаль больше всего, за нее Лексус убил бы, если бы смог, оставалось давиться бессильной злобой и благодарить мироздание, что проснувшаяся злость приглушила позорный страх смерти.
Хотелось говорить, бросать в Мулата слова-камни, что он подлец, боится правды, что достойнее выстрелить в спину, потому что врага нужно уважать. Мулат смотрел в глаза, ощупывал взглядом ценности, и на его губах играла едва уловимая улыбка. Часы – плюс сто пятьдесят тысяч, кольцо с бриллиантовой крошкой – плюс еще тридцать, цепь – плюс двадцать. Четыре похода в Зону, вот так везение!
Чтоб тебя кабаны растерзали, гнида.
– Вижу, что все. Теперь на колени, – Мулат закатил глаза и улыбнулся. – Как же долго я этого ждал! Ненавижу таких, как ты, чистоплюев. Смотришь на всех, как на говно. Мы пашем, жизнью рискуем, а ты барыжничаешь, двигаешь эти… – он щелкнул пальцами. – Фигурки на шахматной доске, все люди тебе как грязь под ногами.
Лексус много чего мог бы возразить, если бы мог: что он помогает людям чем может и не привязан к материальным ценностям, просто мироздание наградило его аналитическим мышлением.
