«Новое Время». Санкт-Петербург.
17 (4) июня 1904 года
Не подлежит сомнению то, что это несостоявшееся убийство было политическим преступлением. Генерал-адъютант Бобриков подвергся покушению как представитель верховной власти в Финляндии. Причиной его могла стать честность и убежденность верного охранителя русских государственных интересов в этой соседней со столицей России окраиной Империи. Это определяется характером задуманного преступления и его гнусностью.
«Московские Ведомости».
18 (5) июня 1904 года
ГЕЛЬСИНГФОРС, 4 июня. Несостоявшийся убийца генерал-адъютанта Бобрикова – чиновник главного управления училищного ведомства Евгений Шауман, сын уволенного в 1900 году в отставку сенатора Шаумана. Оружие покушавшегося – семизарядный пистолет «браунинг». По данному случаю немедленно начато предварительное дознание. Пока соучастников не обнаружено. Население спокойно. Порядок не был нарушен.
«Гельсингфоргское злодеяние»
<…> Злодей, попытавшийся убить генерал-адъютанта Бобрикова, несомненно был орудием тех финляндских мятежников, которые давно уже ведут и тайную, и явную войну с правительством Российской империи, переходя от одной формы борьбы к другой. Пока мятежники еще надеялись увлечь за собой весь финский народ, они ограничивались легальной формой своей преступной пропаганды. Теперь, когда эта надежда для них исчезла, и в Финляндии, после эпохи бурных волнений, воцарил мир и покой, когда его население с негодованием стало отворачиваться от подлых подстрекателей, оценив благие начинания императора Михаила II, злодеи, очевидно, решили перейти к открытому насилию, надеясь этим терроризировать как население, так и правительство.
«Под первым впечатлением»
Пора честным русским людям соединиться, и, если будет нужно, то прийти на помощь правительству с целью окончательного искоренения мятежа. Полумеры в данном случае бесполезны. Только сознание того, что существует сильная и способная строго покарать мятежников власть, может остановить злодеев.
Финская печать о покушении на генерал-губернатора Н. И. Бобрикова
В то время как шведские газеты Гельсингфорса ограничились передачей официальных сообщений о злодейском покушении камерфервандта Евгения Шаумана, газеты финские нашли нужным высказать свою оценку этого возмутительного по своей дерзости преступления.
«Suomen Kansa». 17 (4) июня 1904 года
Миролюбие нашего народа еще недавно служило поговоркой. Мы гордились тем, что личная безопасность у нас выше, чем где-либо. Ведь Финляндия была страной, в которой никогда не было покушений на жизнь членов правительства или высших должностных лиц. <…> Теперь же совершилось роковое злодеяние, отвергаемое нашей историей, колеблющее нашу уверенность, возбуждающее в нас страх перед будущим. С точки зрения человечности и как христиане мы осуждаем позорное деяние убийцы. В начале XX столетия это дерзкое преступление не может обеспечить нашему молодому народу счастливого будущего. Оно – плод зловредной агитации, агитации, несущей гибель всем нам, если от нее мы не сумеем вовремя избавиться. Народ наш осуждает деяние, злосчастным образом нарушающее целостность нашего прошлого. <…> История не знает, чтобы преступлением или насилием достигалось что-либо иное, кроме гибели. Прочная основа в жизни народов должна быть поставлена не так. Преступление всегда остается преступлением, и никакие цели не могут оправдать его. <…>
«Финляндская газета». Гельсингфорс.
19 (6) июня 1904 года
Что происходит в уме этих фанатиков, когда они решаются на политическое убийство, что лишает их способности прийти к сознанию бесцельности своего злодеяния? Если ему совершенное преступление представляется местью или возмездием за зло, будто бы содеянное намеченной жертвой, то где же это возмездие? Ведь он дает убиваемому самую лучшую смерть, какую честный человек может желать: смерть героя на поле битвы. Если злодеем руководит мысль смертью человека уничтожить применение принципов, которым он служил, или отменить политику, которой он был представителем, то тут уж наступает полное затмение ума. Ибо только безумный может вообразить, что выстрел в представителя правительства должен привести правительство к испугу и к решимости из страха повторения убийств изменить политику. Для всякого здравомыслящего человека ясно, что всякий осуществленный замысел политический должен иметь последствием еще более твердое осуществление той политики, которую безумец-фанатик думает остановить злодеянием. Во всяком случае, вступающий на место коварно убитого товарища часовой станет еще усерднее и строже служить своему знамени. Вот все, чего достиг безумный фанатик.
17 (4) июня 1904, полдень.
Петербург, Новая Голландия.
Глава ГУГБ тайный советник
Тамбовцев Александр Васильевич
Оперативно, однако, сработали мои хлопцы. Еще вчера в одиннадцать в Гельсингфорсе террорист Шауман пытался убить генерал-губернатора Бобрикова, а уже сегодня с утра этот киллер недоделанный в полной прострации сидит в одиночной камере у нас в Новой Голландии. Я решил допросить его сразу по поступлению, что называется, с пылу с жару. В таком взбаламученном состоянии люди обычно сами выворачивают душу даже без применения физических средств и медикаментозного воздействия.
Для начала я еще раз перелистал несколько страничек, на которых уместилась вся биография этого «вольного стрелка». В общем, ничего особенного. Обычный либерал-истерик. Вбил себе в голову бредовую мысль о том, что выстрелами своими он спасет от «иноземного ига» любимую Суоми. Ну, и комплекс Герострата в придачу. Намеревался, сукин сын, застрелиться, написав предварительно прощальное письмо императору Михаилу, в котором объяснял причину своего поступка неприятием русификаторских действий Бобрикова и особо подчеркивал непричастность к покушению на генерал-губернатора своей семьи, друзей или каких-либо политических партий.
А вот насчет последнего есть у меня большие сомнения в том, что это не совсем так. Да, скорее всего, убивать Бобрикова Шауман отправился действительно в одиночку. Но не факт, что не нашлись добрые люди, которые убедили его совершить покушение демонстративно, в здании Сената, после чего застрелиться. А что, очень красиво – «юноша бледный со взором горящим» прилюдно убивает «царского сатрапа», после чего кончает жизнь самоубийством, становясь мучеником за идею. Равальяк и Шарлотта Корде в одном флаконе. В общем, готовое знамя для финских сепаратистов. А вот мы попробуем узнать – кому понадобилось это «знамя», и почему убивать Бобрикова понадобилось именно сейчас.
Я снял трубку и попросил дежурного доставить ко мне в кабинет Эйгена Шаумана. Минут через пять в дверь вошел мужчина лет тридцати, белобрысый, с серыми навыкате глазами и светлыми усами, в сопровождении конвоира. Он был одет в темный костюм-тройку, правда слегка потрепанный и порванный по швам в нескольких местах.
