«Похоже, что паренек сопротивлялся при задержании, – подумал я. – Но двигается он сам, ножку не волочит, лицо без синяков, значит, наши орлы повязали его достаточно галантно, без членовредительства».
– Присаживайтесь, господин Шуман, – предложил я несостоявшемуся убийце, – я тайный советник Александр Васильевич Тамбовцев, руководитель Главного управления государственной безопасности.
Шауман гордо вздернул голову вверх, словно взнузданный жеребец, и процедил с нарочито чухонским акцентом:
– Я не хочу разговаривать с фами на языке оккупантов моей родины…
– Да бросьте вы валять дурака, господин Шауман, – усмехнулся я. – Родились вы в Харьковской губернии, где ваш батюшка в чине полковника русской армии служил офицером для особых поручений при командующем Харьковским военным округом. Там и прошло ваше детство. Так что вы смело можете сменить ваш чухонский акцент на малороссийский. Но я предпочел бы беседовать с вами на общепринятом в Российской империи русском языке.
После моих слов Шауман немного приостыл, сел на привинченный к полу табурет и стал лихорадочно озираться по сторонам, должно быть, в поисках страшных орудий пыток, которыми, по слухам, застенки Новой Голландии были просто завалены по самую крышу. Не обнаружив дыбы, жаровни с раскаленными углями и прочих страстей-мордастей, Шауман успокоился и даже попробовал изобразить на лице скучающе презрительную гримасу. Дескать, режьте меня на кусочки, но я вам ни слова не скажу.
– Скажите, господин Шауман, – спросил я его, – вы и в самом деле всерьез рассчитывали на то, что убийство генерал-губернатора Бобрикова поможет Великому княжеству Финляндскому стать независимым государством?
– Не сразу, но моя любимая Суоми избавится от ига русских, – с пафосом воскликнул Шауман. – И я готов был отдать свою жизнь за то, чтобы это произошло как можно быстрее.
– А чем вам не нравится нынешнее положение дел? – с любопытством спросил я у сына российского тайного советника – чиновника, принадлежащего к III классу Табели о рангах.
– Бобриков проводил русификаторскую политику в Великом княжестве Финляндском, – воскликнул Шауман. – Он хотел превратить мою родину в обычную российскую губернию. Этим он унижал мою страну и ее народ.
– Простите, – поинтересовался я, – какой именно народ? Ведь вы, я уверен, даже не знаете финского языка и не учите его, презрительно называя «мужицким». Вы прекрасно говорите на русском, шведском и нескольких европейских языках. А по-фински вы можете лишь отдавать приказы лакеям и кучерам.
– Это не ваше дело! – взвился Шауман. – Когда Финляндия станет свободной, я обязательно выучу финский язык.
– Ну-ну, – скептически усмехнулся я, – только я думаю, что вам вряд ли удастся это сделать. В лучшем случае всю оставшуюся жизнь вы будете учить язык народов, населяющих российский Север. В худшем… – я выразительно посмотрел на притихшего Шаумана, – в худшем случае вы умолкнете навеки. Ибо покойники не склонны произносить напыщенные речи.
– Я вас не понимаю, – процедил Шауман.
– Поймите меня, господин Шауман, – сказал я, – покушение на представителя верховной власти – это тягчайшее преступление, и наказание за него должно быть самым строгим. Отсюда вы сможете выйти или на эшафот, или на каторгу. Что вам предпочтительнее?
Шауман задумался, а потом спросил:
– Скажите, господин Тамбовцев, могу ли я рассчитывать на снисхождение? Ведь я, в конце концов, не убил генерал-губернатора Бобрикова.
– Да, не убили, но по независящим от вас причинам, – ответил я. – Помощь же следствию зачтется вам во время суда. Итак, я слушаю вас, господин Шауман. Меня интересуют в первую очередь те, кто подвинул вас на такой безрассудный поступок.
Эйген Шауман долго думал, а потом, видимо, приняв окончательное решение, произнес:
– Я не знаю их настоящих имен. Они разговаривали со мной по-шведски, но говорили с акцентом. Скорее всего, они были англичанами. Мы познакомились в Стокгольме, куда я отправился полгода назад, чтобы навестить родственников отца. Они подсели ко мне за столик в кафе, где обычно собирались финские шведы, приехавшие по делам в столицу королевства. Выяснилось, что эти люди сочувствуют жителям моей несчастной родины, стонущих под игом русских варваров. Они сказали, что в Европе, да и не только в ней, есть люди, которые готовы помочь нам сбросить власть России и помочь Финляндии стать независимым и демократическим государством.
– И как они собирались вам помочь? – спросил я у Шаумана. – Кстати, как они вам представились? Ну, не может такого быть, чтобы они оказались безымянными.
– Один из них назвался Томасом, а второй – Генри, – немного подумав, сказал Шауман. – Я дал им свой адрес в Гельсингфорсе, на который вскоре стали приходить письма и листовки, отпечатанные в Швеции.
– Они и посоветовали вам совершить покушение на генерал-губернатора Бобрикова? – спросил я.
Шауман опять немного подумал.
– Месяц назад, – ответил он, – в Гельсингфорс приезжал Генри, который привез мне листовки, пистолет «браунинг» и в разговоре со мной сказал, что главный русофил в Великом княжестве Финляндском – генерал Бобриков. Его ненавидят все патриоты, и тот человек, который убьет это царского сатрапа, станет героем Финляндии. Вот я и решился это сделать.
– Генри или Томас больше не давали вам никаких поручений? – спросил я.
Шауман снова задумался. Потом, вздохнув, сказал:
– Недели две назад меня посетил человек, передавший мне привет от мистера Генри и записку от него. В ней он просил оказать ему небольшую услугу – съездить в Або, где найти шкипера парохода «Сампо» Пекко Сеппонена и передать ему важный пакет. Он вручил мне этот пакет, на котором не было адреса отправителя и получателя. Посланец мистера Генри сказал, что Пекко знает, как ему надлежит распорядиться этим пакетом.
«Значит, Пекко Сеппонен, – подумал я. – Так вот откуда у него взялось послание от господина Витте… Теперь понятно, почему британцы поспешили с покушением на Бобрикова. Им надо было отвлечь наше внимание от своих петербургских дел…»
– А дальше что было? – спросил я у Шаумана.
– Дальше, – ответил Шауман, – мне было велено снова встретиться в Або с Пекко, получить от него пакет и передать посланнику мистера Генри. Что я и сделал четыре дня назад.
– Хорошо, – сказал я Шауману. – На сегодня хватит. Сейчас вас отведут в камеру, где вы можете еще раз хорошенько подумать о вашей дальнейшей судьбе и как следует вспомнить все, что касается ваших британских приятелей. Не забывайте – от этого зависит ваша жизнь.
И нажав кнопку, я вызвал конвой…
19 (6) июня 1904 года, 10:45.
Санкт-Петербург. Зимний дворец.
Готическая библиотека.
Присутcтвуют: император Михаил II; глава ГУГБ тайный советник Александр Васильевич Тамбовцев; министр внутренних дел Вячеслав Константинович Плеве
