– Миша, работаем, – передал я по рации ротмистру. – И постарайся стрелять только наверняка – можно ненароком зацепить Кобу. Андро и Рауф будут нас подстраховывать с тыла. Не исключено, что у этих молодцов есть помощники.
– Понял, Коля, – ответил Познанский, – начинаем по твоей команде.
Ускорив шаг, я подошел к Кобе, который прижался спиной к стене дома и, с трудом сдерживая ярость, смотрел на напавших на него молодцов.
– А, генецвале, гамарджоба! – воскликнул я, раскинув руки, словно собираясь обнять Сосо. – Сколько лет, сколько зим! Я так рад тебя видеть…
Кинто растерялись на мгновение, и это их погубило. Резким ударом по руке я выбил браунинг из руки старшего. Двое других дернулись, но я пробил согнутыми пальцами в кадык одного из них, а ударом ногой в живот второму надолго вырубил и его. Но, как оказалось, наши приключения только начинались.
Кучер экипажа, на котором приехали похитители, выхватил из стоящей рядом с ним на козлах корзины бомбу-«македонку» и швырнул ее нам под ноги. Он попытался достать из корзины и револьвер, но подбежавший к экипажу ротмистр завалил его одним метким выстрелом.
Словно в замедленной съемке я увидел, как круглая штуковина, из которой торчал дымящийся фитиль, звякая, откатилась прямо к остолбеневшему от неожиданности Сосо. Я бросился на него, сбил с ног, оттолкнул как можно дальше от бомбы и накрыл собой.
Через мгновение «македонка» рванула в нескольких метрах от нас. Я почувствовал удар по ребрам, один из осколков зацепил мою ногу, а еще один чиркнул по голове. Что-то теплое тонкой струйкой полилось мне за шиворот.
– Шени деда… – прохрипел лежавший подо мной Сосо. – Нико, ты жив?
– Я жив, Сосо, – ответил я, скрипя зубами, – а как ты, цел?
– Вроде цел, – неуверенно произнес Коба, – вот только голова сильно гудит, и правой ногой никак не могу пошевелить…
Откуда-то сбоку от нас загремели выстрелы. Я приподнял голову и увидел, как человек шесть – по одежде обычные мастеровые или приказчики из лавки, – стреляя на ходу из пистолетов, бежали по направлению к нам. По каменным стенам дома защелкали и завизжали пули. Одна из них попала в бронник. Ощущение было – словно лошадь лягнула копытом. Я охнул и на какое-то время выпал из реальности.
Очнувшись, я увидел склонившееся надо мной лицо Рауфа Джафарова. Рядом на четвереньках стоял Сосо, пытаясь принять вертикальное положение. Но у него это получалось плохо, потому что на его правой ноге, чуть повыше колена, расплывалось кровавое пятно. Несмотря на свое весьма незавидное положение, я не мог удержаться от смеха – Коба сейчас напоминал подгулявшего мужичка, безуспешно пытающегося на карачках добраться до дому.
– Командир, – сказал Рауф, держа в руках индпакет и рассматривающий мои ранения, – ты смеешься, и это значит, что с тобой все в порядке…
– Подожди, – я схватил его за руку, – а что с этими, которые на нас напали?
– Постреляли мы их, – просто, без всяких эмоций ответил Рауф. – Уж очень отчаянные попались. Один, когда у него в барабане револьвера кончились патроны, схватил кинжал и бросился на ротмистра. Тот его, естественно, пристрелил.
– Да, кстати, а как там наш жандарм поживает? – спросил я у Рауфа.
– Все нормально с ним, – ответил Коба, сумевший, наконец, подняться на ноги и обозревавший окрестности, – вон он, вместе с Андро «урожай собирает».
Я, кряхтя и опираясь руками о стенку, встал и посмотрел на поле боя. На земле на разном расстоянии от экипажа валялись трупы нападавших, числом не менее полудюжины. Гаспарян и ротмистр деловито переворачивали их, обшаривали карманы и складывали все найденное в большую плетеную корзину.
– Жаль, – сказал я, – очень жаль, что вы их всех постреляли. Надо было хотя бы одного оставить в живых. А то теперь и не узнаешь – что это были за люди и кто их сюда послал.
– Ну, командир, – почесал переносицу Рауф, – судя по тому, что они кричали и как ругались – это, скорее всего, армяне. Похоже, дашнакская боевка. А насчет того, что никто не остался в живых, то это не совсем так. Из тех троих, которые были рядом с вами, один вроде еще живой. Двоих насмерть посекло осколками, а вот третьего покоцало лишь чуток, да еще и сильно контузило. Но жить он будет. Мы его отвезем к себе, подлечим немного, и тогда можно будет его и допросить по всей форме.
Я облегченно вздохнул. Неожиданно в глазах у меня потемнело, мир вокруг закрутился, словно в калейдоскопе. И я окончательно вырубился…
23 (10) июля 1904 года, полдень.
Финский залив, Кронштадт.
Объединенная эскадра адмирала Ларионова
Расцвеченная флагами, при всем параде, русская объединенная эскадра, совершившая переход с Дальнего Востока, медленно, на восьмиузловой скорости, втягивалась на кронштадтский рейд. Ракетный крейсер «Москва», отличившиеся в битве у Формозы эскадренные броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич», эсминец «Адмирал Ушаков», БПК «Североморск», сторожевые корабли «Сметливый» и «Ярослав Мудрый», дизель-электрическая подводная лодка «Алроса» в надводном положении, БДК: «Калининград», «Александр Шабалин», «Новочеркасск» и «Саратов», учебные корабли «Смольный» и «Перекоп», плавучий госпиталь «Енисей», транспорт «Колхида», танкеры: «Иван Бубнов», «Лена» и «Дубна».
Самым последним, в сопровождении буксиров, по главному фарватеру осторожно двигался авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов». Дело в том, что глубины на главном фарватере Кронштадта, в преддверии прибытия эскадры дополнительно углубленном земснарядами, превышали его осадку не более чем на метр-полтора. Первоначально планировалось базирование «Кузнецова» в Ревеле или Гельсингфорсе. Но потом, после долгих раздумий, император Михаил II пришел к выводу о нежелательности дислокации этой, без преувеличения самой мощной боевой единицы русского флота на территории с преимущественно нерусским населением и приказал сделать все для того, чтобы авианесущий крейсер смог бы прийти в Кронштадт и встать там на якорную стоянку.
Такой исполинский корабль – не только приманка для туристов, которые вскорости должны были начать толпами слетаться в Петербург, чтобы своими глазами взглянуть на диковинные корабли, но и гарантия безопасности столицы Российской империи. Кроме того, кроме туристов, должны были активизироваться и шпионы. В этом случае было бы лучше, чтобы все корабли Особой эскадры базировались бы как можно ближе к Новой Голландии.
На набережной Кронштадта сияли начищенной медью трубы духовых оркестров, летели над водой торжественные звуки военных маршей, главная база Балтийского флота, главного флота Империи встречала героические корабли. Как и в Копенгагене, вся акватория за пределами главного фарватера была усеяна празднично украшенными прогулочными пароходиками, яхтами и просто рыбачьими лодками, с которых нарядная публика, радостно махая руками, приветствовала прибывших в столицу русских моряков. Почтенные мамаши заботливо хлопотали вокруг своих жеманных дочек на выданье, ибо – о счастливый случай! – в Петербург прибыла эскадра, в которой даже матрос равен как минимум прапорщику по адмиралтейству. И самое главное – все члены команд эскадры, от адмирала до матроса, считаются завидными женихами, поскольку все они холосты и находятся на хорошем счету у государя-императора.