Она стала делать то, чего за всю их совместную жизнь не делала ни разу: рылась в его столе, шарила в его вещах, читала его почту и мейлы. Ей непременно нужно было выяснить правду. Не найдя ничего дома, она, пока он был в суде, под каким-то предлогом зашла в его контору и заперлась в его кабинете. Она нашла скоросшиватель с его личной бухгалтерией и в конце концов докопалась до истины: дядя Сол обещал университету Мэдисона шесть миллионов долларов. Сперва она не поверила своим глазам. Ей пришлось несколько раз перечитать документы. Как ее муж мог такое сделать? Зачем? А главное, из каких денег? Ей казалось, что это кошмарный сон. Она подождала его в кабинете, чтобы потребовать объяснений, но он воспринял ее открытие совершенно спокойно:
– Тебе не стоило копаться в моих делах. Особенно здесь. Я обязан хранить профессиональную тайну.
– Не заговаривай мне зубы, Сол. Шесть миллионов долларов! Ты пообещал шесть миллионов? Откуда у тебя подобная сумма?
– Тебя это не касается!
– Сол, ты мой муж! Как это может меня не касаться?
– Ты все равно не поймешь.
– Сол, скажи мне, умоляю. Откуда ты взял такие деньги? Что ты от меня скрываешь? Ты что, связан с организованной преступностью?
Он расхохотался:
– Чего тебе только в голову не придет! А сейчас оставь меня, пожалуйста. Уже поздно, а мне еще нужно поработать.
Я ничего не замечал. Я был либо в университете, либо с Александрой. Рядом с ней я был абсолютно, безраздельно счастлив. Она знала меня как никто, понимала меня как никто. Могла читать мои мысли, угадывать, что я скажу, когда я только открывал рот.
Она окончила университет уже год назад и теперь пыталась пробиться в мир музыки, но ее карьера не клеилась. Мне не очень нравился продюсер, с которым она связалась. По-моему, он продвигал не столько ее музыку, сколько образ, картинку. Он говорил, что это взаимосвязано, но я думал иначе. Для таланта Александры такие методы не годились. Я старался донести это до нее, пытался внушить, чтобы она в первую очередь прислушивалась к себе. Она сочиняла отличные песни, а продюсер, вместо того чтобы помочь ей развить свой талант, все время тормозил ее и запихивал в готовые схемы, которые якобы нравятся большинству. Структура: вступление, куплет, припев, второй куплет, припев, разработка, предприпев, кода. Первый припев длился ровно минуту. Продюсеры проделывали с музыкой ту же кощунственную операцию, что с книгами и фильмами – подгоняли их под шаблон.
Порой она совсем падала духом. Говорила, что ничего не добьется. Что лучше ей все бросить. Я старался поднять ей настроение; иногда уезжал на ночь из университета к ней в Нью-Йорк. Обычно она, грустная и подавленная, сидела в своей комнате. Я уговаривал ее преодолеть себя, взять гитару и вел играть в какой-нибудь бар со свободной сценой. Результат всякий раз бывал одним и тем же: она электризовала зал. Шквал аплодисментов после каждой песни придавал ей сил. Со сцены она спускалась сияющая. Мы шли ужинать. Она снова была счастлива. Она снова болтала без умолку, как я любил. И забывала свою печаль.
Весь мир принадлежал нам.
* * *
Почти на каждые выходные я приезжал в Мэдисон, посмотреть, как играет Вуди. Присоединялся на трибунах стадиона “Сол Гольдман” к группе его главных болельщиков – дяде Солу, тете Аните, Патрику Невиллу, Гиллелю, Александре и Коллин.
Победы породили первую волну слухов: говорили, что каждую неделю посмотреть на него приезжают скауты главных клубов НФЛ. Патрик утверждал, что скоро прибудут представители “Джайентс”. Дядя Сол уверял, что менеджеры “Рэйвенс” самым пристальным образом следят за “Титанами”. В дни матчей Гиллель высматривал на галереях стадиона “Сол Гольдман” скаутов, а потом кидался в раздевалку и отчитывался перед Вуди.
– Вуд! – завопил он однажды вечером. – Я заметил по крайней мере одного! Сидит записывает и по телефону все время говорит. Я пошел за ним на парковку… У него массачусетские номера. Понимаешь, что это значит?
– “Нью-Ингленд Пэтриотс”? – недоверчиво спросил Вуди.
– “Пэтриотс”, старик! – ликовал Гиллель.
Они бросились друг другу в объятия под восторженные вопли переодевавшихся игроков.
Дважды после окончания победного матча наблюдатели из знаменитых команд подходили непосредственно к дяде Солу и тете Аните. В день, когда “Титаны” разгромили “Ягуаров” из Кливленда – единственную команду, которая в этом сезоне, как и они, не потерпела ни одного поражения, а в прошлом году выиграла чемпионат, – Патрик Невилл пришел к Вуди в раздевалку со скаутом из “Нью-Ингленд Пэтриотс”, тем самым, которого несколькими неделями раньше заметил Гиллель. Тот вручил Вуди свою визитку и сказал:
– Мой мальчик, “Пэтриотс” счастливы будут видеть тебя в своих рядах.
– Боже! Спасибо, сэр, – ответил Вуди. – Даже не знаю, что вам сказать. Надо поговорить с Гиллелем.
– Гиллель – этой твой агент? – спросил скаут.
– Нет, Гиллель – мой лучший друг. У меня, собственно, нет агента.
– Я могу быть твоим агентом, – внезапно предложил Патрик. – Всегда мечтал этим заняться.
– Конечно, с удовольствием, – отозвался Вуди. – Вы этим займетесь?
– Разумеется.
– В таком случае предоставляю вам вести переговоры с моим агентом, – с улыбкой сказал Вуди скауту.
Тот крепко пожал ему руку:
– Удачи, мальчик. Все, что тебе остается сделать, это выиграть чемпионат. Встретимся в НФЛ.
В тот вечер, вопреки обыкновению, Гиллель с Вуди не стали праздновать победу с остальной командой. Запершись в своей комнате с Патриком, страшно увлеченным новой ролью агента, они обсудили открывающиеся перед Вуди возможности.
– Надо попытаться все оформить до конца года, – сказал Патрик. – Если ты выиграешь чемпионат, никаких особых сложностей не предвидится.
– О какой первоначальной сумме может идти речь, как вы думаете? – спросил Гиллель.
– Посмотрим. Но в прошлом месяце “Пэтриотс” предлагали университетскому игроку семь миллионов долларов.
– Семь миллионов долларов? – У Вуди перехватило дыхание.
– Семь миллионов долларов, – повторил Патрик. – И поверь, сынок, ты стоишь не меньше. Если не на этот год, так на следующий. За твою карьеру я спокоен.
После ухода Патрика Вуди и Гиллель не спали всю ночь. Лежа на кровати с открытыми глазами, они переваривали размер возможного контракта.
– Что будешь делать с этой кучей бабла? – спросил Гиллель.
– Поделим пополам. Половину тебе, половину мне.
Гиллель улыбнулся:
– Зачем тебе это делать?
– Ты же мне как брат, а братья делятся всем.
В начале декабря 2001 года “Титаны” перед полуфинальными матчами чемпионата проходили антидопинговый контроль.
