– Натан, приезжал твой брат. Говорит, что нам надо непременно продать акции. Может, стоит его послушать…
– Нет, папа, пожалуйста, поверь мне хоть раз в жизни!
– Он сказал, что поможет вложить деньги в другие акции, самые лучшие. Сделать так, чтобы они принесли доход. Признаюсь, я немного беспокоюсь…
– Пусть не лезет не в свое дело! Почему ты мне не доверяешь? Я тоже неплохо умею вести дела, знаешь ли!
Думаю, у отца взыграло самолюбие. Он принял решение и хотел, чтобы с ним считались. Он не передумал. По убежденности или чтобы переупрямить брата – никто никогда не узнает. Дедушка не стал его принуждать, наверно, чтобы его не обидеть.
Пока мать рассказывала мне все это в салоне моей машины, мне вспомнилось одно событие из детства. Я, семилетний мальчишка, бегу из гостиной на кухню с криком: “Мама! Мама! Там дядю Сола по телевизору показывают!” Это было его первое громкое дело, начало его славы. На экране рядом с ним был его клиент, Доминик Пернелл. Помню, я потом еще несколько недель с гордостью рассказывал всем встречным и поперечным, что в газетах написали про дядю Сола и папиного начальника. Но я не знал другого: Доминик Пернелл был задержан Комиссией по ценным бумагам и биржам
[6] за подделку отчетности “Хейендрас”: он представил работникам блестящий баланс и, не дав им опомниться, перепродал им собственные акции на миллионы долларов. Суд в Нью-Йорке приговорил его к сорока трем годам тюрьмы. Сразу после его ареста акции “Хейендрас” рухнули окончательно, их стоимость упала в пятнадцать раз. Компанию купила за бесценок влиятельная немецкая фирма, которая здравствует и поныне. 700 000 долларов моего отца и дедушки стоили теперь всего 46 666,66 доллара.
Балтимор сделался карой моего отца. Их дом, их машины, вилла в Хэмптонах, отпуск в Уистлере, роскошь Дня благодарения, квартира в “Буэнависте”, частный охранный патруль в Оук-Парке, считавший нас незваными гостями, – все напоминало ему о том, что брат добился успеха, а он проиграл.
* * *
В тот июньский день 2011 года я, поговорив с матерью, позвонил дяде Солу. Казалось, он был рад меня слышать.
– Я тут обедал с мамой, – сказал я. – Она мне рассказала, как фирму продали компании “Хейендрас” и как папа потерял и свои сбережения, и дедушкины.
– Как только я узнал, что твой отец купил эти акции, я всеми силами пытался уговорить его их перепродать. Потом твой отец упрекал меня за то, что я не обрисовал ситуацию яснее. Но ты должен понять: в тот момент Комиссия уже возбудила дело против Доминика Пернелла, он связался со мной и просил быть его защитником, я знал, что он солгал работникам и продал им собственные акции. Твоему отцу я этого рассказать не мог. Я знаю, насколько в нем сильно чувство справедливости, он бы предупредил других служащих. Их были тысячи, тех, кто, как и он, вложил много денег в акции собственной компании. Но если бы это выяснилось, если бы в Комиссии узнали, что я сообщил эти сведения твоему отцу, это бы означало верную тюрьму и для твоего деда, и для отца, и для меня. Я мог только умолять его продать акции, но он не захотел меня слушать.
– Дедушка сердился на папу?
– Понятия не имею. Он всегда говорил, что нет. После этого в “Хейендрас” прошла волна сокращений, но твой отец, по счастью, сохранил место. Зато дедушка потерял весь свой капитал, отложенный на старость. С того дня я ему помогал.
– Ты помогал дедушке из-за вашей ссоры? Чтобы он тебя простил?
– Нет, помогал, потому что он мой отец. Потому что у него не осталось ни гроша. Потому что свои деньги я получил благодаря ему. Не знаю, что тебе говорила бабушка про нашу ссору, но на самом деле это было жуткое недоразумение, а я был слишком глуп и слишком самолюбив, чтобы объясниться. Это у нас с твоим отцом общая черта: сначала не хотим внять голосу разума, а потом всю жизнь жалеем.
– Бабушка сказала, что вы поссорились из-за твоей борьбы за гражданские права.
– Я никогда особо не боролся за гражданские права.
– А как же фото на первой полосе газеты?
– Я участвовал в одной-единственной демонстрации, просто чтобы доставить удовольствие отцу Аниты. Он-то был убежденный активист. Мы с твоей тетей оказались вместе с ним в первом ряду и, по несчастью, попали на фото. Вот и все.
– То есть как? Ничего не понимаю. Бабушка сказала, что ты был все время в разъездах.
– Она не все знает.
– Но чем же ты тогда занимался? И почему дедушка был уверен, что ты настолько вовлечен в борьбу за гражданские права? Вы же потом целых двенадцать лет не разговаривали!
Дядя Сол уже собрался было мне все объяснить, но нас прервал звонок в его дверь. Он на минуту отложил трубку и пошел открывать; до меня донесся женский голос.
– Марки, мой хороший, – сказал он, снова подойдя к телефону, – нам пока придется попрощаться.
– Это Фейт?
– Да.
– Вы с ней встречаетесь?
– Нет.
– Если встречаетесь, мог бы мне сказать. Ты имеешь полное право кого-то себе найти.
– У меня нет с ней романа, Марки. Ни с ней, ни с кем-то еще. Просто потому, что мне не хочется. Я любил только твою тетю и буду любить ее всегда.
36
Два дня, проведенных в Нью-Йорке в начале мая 2012 года, преобразили меня.
– Что с вами такое, старина? – спросил Лео, увидев меня снова в Бока-Ратоне. – Вы на себя не похожи.
– Мы с Александрой целовались. В Нью-Йорке, у меня дома.
Он состроил разочарованную физиономию:
– Полагаю, ваш новый роман от этого сильно продвинется.
– Не надо так откровенно радоваться, Лео.
Он улыбнулся:
– Я очень за вас рад, Маркус. Вы мне очень нравитесь. Вы отличный парень. Будь у меня дочь, я бы хотел, чтобы она вышла за вас замуж. Вы заслужили счастье.
С того вечера, когда мы встретились с Александрой в Нью-Йорке, прошла неделя. От нее не было никаких вестей. Я дважды пытался ей звонить, но безуспешно.
Поскольку она не проявлялась, я поискал новости в интернете. И на официальной странице Кевина в фейсбуке обнаружил, что они уехали в Кабо-Сан-Лукас. Там были ее фотографии у бассейна, с цветком в волосах. Он имел наглость выставить ее личную жизнь на всеобщее обозрение. Его фото потом появились во всех таблоидах. И я читал:
КЕВИН ЛЕЖАНДР ОПРОВЕРГАЕТ
НЕЛЕПЫЕ СЛУХИ И ПУБЛИКУЕТ
СВОИ ФОТО С АЛЕКСАНДРОЙ НЕВИЛЛ
Меня это страшно задело. Зачем она целовала меня, если потом уехала с ним? В конце концов мой агент сообщил мне последние сплетни:
