Праздник пуджа состоится завтра, а затем начнется мой первый поход в ПБЛ. Нужно быть сильной. Я должна поспать.
ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ. И новости плохие. У меня проблемы, которые мне вовсе не нужны. Джо по своим каналам связи с непальской стороной узнал, что немецкая альпинистка Стефани Вебер также предпримет попытку стать первой женщиной, поднявшейся на эту вершину без кислородной маски и поддержки шерпов. Это совсем не то, что мне хотелось бы услышать. Джо говорит, что на той стороне погода плохая и мне не стоит особенно переживать. Я восхищаюсь Стеф, но мне очень нужно, чтобы у нее ничего не вышло. Если подъем превратится в гонку, это только затуманит мой рассудок, но вполне возможно, что выбора у меня не будет.
День пятый
Плохой день, который начался с ПЛОХОГО предзнаменования.
Не смогла найти ледоруб Уолтера, единственную принадлежавшую ему вещь, которую я взяла с собой на гору. И поэтому не положила его на чортэн
[50], чтобы его благословили в ходе церемонии пуджа. (Тем не менее, когда я вернулась, он нашелся – лежал возле моей поролоновой подушки.)
После благословения ламы, которое должно было умиротворить духов горы перед штурмом склонов Эвереста, Джангбу отвел меня в сторону и сказал, что кто-то хочет со мной поговорить. Смутившись, я последовала за ним в палатку кухни, которая, как всегда, была затянута сигаретным дымом. (Еще один укол утраты – дым всегда заставлял меня вспоминать об Уолтере.)
Там меня ждал шерп Дава, прикрепленный к корейской команде. Лицо у него было доброе, он хорошо говорил по-английски и обладал тем особым спокойствием, которое у меня всегда ассоциировалось с тибетскими буддистами. Он сразу перешел к делу. Оказалось, он случайно услышал, что я здесь, а один из его двоюродных братьев, Анг Цзеринг, был проводником на непальской стороне горы в прошлом году, когда погиб Уолтер. Более того, Анг Цзеринг входил в состав той экологической группы, которая нашла нас после того, как Уолтер попал в беду. Как описать то, что я почувствовала? Холодные пальцы дотронулись до моей спины, кулак сжал мое сердце, дыхание остановилось. Всё это избитые клише, и ни одно из них и близко не соответствует моему состоянию. Я помню Анг Цзеринга. Конечно, я помню его. И до сих пор слышу его голос: «Двигайтесь, диди
[51], двигайтесь, леди. Ему не поможешь. Спускайтесь прямо сейчас».
Вся команда продолжила подъем, но Анг Цзеринг оставался со мной, пока мысли о Маркусе не вырвали меня из пучины горя и я не начала двигаться. Он спас мне жизнь. А я его так и не поблагодарила.
А затем последовал удар: Дава сказал, что его кузен погиб в лавине, когда был проводником на Манаслу
[52] в сентябре прошлого года. У Анг Цзеринга остались жена и двое детей, а страховка мизерная. Вот так: я тут скулю, как мне тяжело, а семья Анг Цзеринга потеряла вообще всё. Я пообещала всячески помочь им по возвращении домой. И это самое меньшее, что я могу для него сделать.
Вот еще один повод добиться успеха и обрести финансовую независимость. Я могу это сделать.
Увидев, что я расстроена, Тадеуш сказал мне несколько добрых слов в своем совсем не сентиментальном стиле, когда я налетела на него, выходя из кухонной палатки, а потом ко мне зашла Эри, чтобы узнать, почему я не появилась в столовой к ужину. Их забота помогла мне, но показала, что в слабости я не похожа на саму себя.
Вдобавок ко всему теперь шалят мои нервы. Завтра мне нести на себе сорок фунтов снаряжения в ПБЛ. Двенадцать миль. Нужно не забывать, что это ничто по сравнению с тем грузом, который потащат наверх шерпы и носильщики. Я не в той форме, в какой мне хотелось бы находиться, но это вопрос не физического, а психологического состояния.
Я не могу позволить себе постоянно думать о том, как там поживает Стеф на южной стороне. По последним данным, «ледяные доктора» еще даже не проложили маршрут через ледопад
[53], так что вряд ли она уже приступила к акклиматизационным ротациям. Стеф не может допустить, чтобы кто-то увидел, как она хватается за веревки, но она, конечно, не станет пытаться пройти через ледопад раньше шерпов. Во время нашей короткой встречи в Каме много лет назад она не показалась мне склонной к риску. Она психологически устойчива, прагматична, и у нее нет того дополнительного эмоционального груза, который несу на себе я.
День седьмой
Продвинутый базовый лагерь
Я поднялась в ПБЛ вчера с хорошим результатом, но потом почувствовала себя такой разбитой, что у меня ушло почти два часа на то, чтобы поставить палатку, набрать снега и растопить его для чая. Утром мне удалось поесть, хотя аппетита совсем не было. Ноги опухли. Во время некоторых восхождений даже лицо мое раздувается, как будто меня накачали воздухом. За это Уолтер называл меня луноликой.
Для книги (?): На непальской стороне горы первым препятствием, с которым столкнулись мы с Уолтером, был печально знаменитый ледопад Кхумбу. Два часа мы карабкались по вероломным расселинам, под опасной тенью нестабильных сераков
[54], нависающих над головой. Но здесь, на северной стороне, на первом участке всё упирается скорее в выносливость, чем в мастерство. Маршрут до продвинутого базового лагеря технически несложный, но, как говорят, очень изнурительный. Тропа извивается кольцами, словно змея, а порой и совсем исчезает: часто я находила дорогу лишь по следам навоза, оставленного яками. По мере того, как я поднималась выше, усиливалась тошнота от того, что воздух становился всё более разреженным. Спина ныла под грузом, который я несла на плечах. Губы растрескались и онемели от ветра и сухости воздуха, и вид серой пыли, поднятой копытами проворных яков, действовал на меня угнетающе. Мысли мои устремились вперед, к восхождению, к потрясающему вызову, который меня ждал. Перенос снаряжения из лагеря в лагерь – это поистине сизифов труд, и всё же сердце мое трепетало: я на пути к цели!
Слишком многословно? Слишком вычурно? Я не могу написать в книге, о чем думала в действительности, потому что, когда я переставляла ноги, в голове крутилось только одно: «Вот дерьмо, вот дерьмо, вот дерьмо». Читатели не хотят знать правду, им подавай триумф воли вопреки всему, а не ругань старой коровы, ковыляющей вверх по склону.
