Когда мы ехали сюда, Малколм предупреждал меня, что лагерная жизнь покажется скучной, и тогда я ему не поверил. Но пока мы ждали начала следующего этапа – похода в продвинутый базовый лагерь, – время вдруг стало тянуться невыносимо медленно.
Я в основном торчал в палатке-столовой шерпов рядом с нами. Там было теплее, чем у нас, и это компенсировало спертый от сигаретного дыма воздух и вонь кипящей чечевицы, которой тянуло из примыкающей к ней палатки-кухни. Нгима вообще не говорил по-английски, зато всегда радовался жизни, даже когда Гйалук орал на него, а происходило это примерно раз в час. Любимицей Нгимы и Гйалука, безусловно, стала Ванда. Они звали ее «диди» – сестра, – но всех остальных, за исключением Тадеуша и Ирени, она держала на дистанции. Единственный раз она заговорила со мной в день церемонии пуджа. Тадеуш посоветовал нам положить свое снаряжение рядом с чортэном – каменным постаментом, который возвели Гйалук и Нгима, – чтобы лама мог его благословить, и я заметил, как она рассматривает мои вещи. По сравнению с ее видавшим виды оснащением от «Эдельрид», мой инвентарь выглядел до неприличия новым.
– Ты пользуешься «кошками» с выдвижными шипами? – Мне ужасно понравилось, как она произнесла мое имя – Сии-моан.
– Конечно. Всегда ими пользуюсь.
Чушь собачья. Это были «кошки» того же типа, что мы с Крисом надевали во время прерванного похода на Эгюий, и я просто послушался совета парня в магазине альпинистского снаряжения.
– А у тебя не бывает с ними проблем на мягком снегу?
– Нет. Мне нравится их универсальность.
Позже я выяснил, что эти шипы быстро забиваются снегом, образующим опасную ледяную корку на подошве ботинок. Я был очень доволен, что она заговорила со мной, и это подняло мне настроение на весь остаток дня.
Тьерри подшутил надо мной, дав мне с собой «Большую книгу главных альпинистских катастроф», но я ее даже не открывал. Однако я узнал, что Марк привез сюда серию книжек Терри Пратчетта «Плоский мир», и принялся перечитывать их, словно этот парень был мобильной – хотя и не слишком – библиотекой.
– Это здорово, что у тебя такая же фамилия, Марк.
– Что?
– Ну, такая же фамилия, как у Терри Пратчетта.
– А-а. Да.
Вытянуть из него лишнее слово было так же трудно, как добиться улыбки от Косимо; Ирени и Малколм тоже предпринимали такие попытки. Он больше не присоединялся к нашим прогулкам и выходил из своей платки только тогда, когда Гйалук звал нас на ужин. По-моему, он разговаривал здесь лишь с одним человеком – с Тадеушем. Тоскливый Гарри Поттер – это оказалось даже более меткое прозвище, чем я предполагал; мрачное и отрешенное настроение Марка в особенности действовало на нервы Робби.
– Ты не выяснил, что происходит с Марком, Саймон?
– Откуда мне знать?
– Но ведь он твой друг, не так ли?
– Я его почти не знаю.
– Скажи ему, чтобы взбодрился. Когда он входит в столовую, тут как будто температура падает.
Сам не знаю почему, но мне вдруг захотелось вступиться за Марка назло Робби.
– С ним всё в порядке.
– Да? А я думаю, что ему здесь не место. Он не готов к таким серьезным вещам. Считаю, что Тадеуш допустил ошибку, взяв его в команду.
А затем последовал монолог в обычном стиле Робби о «концентрации и преодоления жизненных препятствий». Темой речи стали его достижения в альпинизме и восхождения на ледники; он редко говорил о своей личной жизни или работе. Я думал, что он имел отношение к какой-то крупной фармацевтической фирме, но, по словам Говарда, он работал с людьми, перенесшими инсульт. Я с трудом мог представить себе, как Робби с его патологическим стремлением доказать собственное превосходство появляется у моей больничной койки, после того как меня хватил апоплексический удар: «Так говорите, что совсем не чувствуете своей левой руки, да? Если вы считаете, что это плохо, позвольте рассказать вам, как я поднимался на Денали и вдруг погода резко испортилась…»
Говард за прошедшие дни, похоже, как-то усох, превратившись в бледную тень того развязного и доброжелательного парня, с которым я познакомился в Катманду. Он напоминал верблюда, запасающего всю свою энергию для предстоящего восхождения.
Я изо всех сил старался избегать Малколма. Опасался я не того, что он попытается снова выудить из меня какие-нибудь дурацкие подробности моего вымышленного восхождения на Эйгер, – я уже знал, как сбить его с этого порочного пути, – но он завел привычку загонять меня в угол и донимать своими непрошеными советами: «А теперь, Саймон, позволь показать тебе, как пользоваться зажимом для веревки во внешних рукавицах и с грелками для рук. Саймон, не забывай наносить солнцезащитный крем на внутреннюю поверхность ноздрей, потому что лучи будут отражаться от снега. А теперь, Саймон, ты должен подумать, как будешь позировать, когда нас станут фотографировать на вершине, потому что снимок там сделают только один…» И бла-бла-бла… Если бы я ему позволил, он мог бы болтать таким образом часами.
У меня уже выработался устоявшийся распорядок: я просыпался, получал термос чая, пытался умыться. Завтракал. Совершал одну из изматывающих прогулок, запланированных Тадеушем. Короткий сон. Ленч. Снова короткий сон. Поход в палатку Элоди и Клода за эспрессо, в лагерь испанской команды за ломтиком ветчины «серрано» или в палатку-столовую индийской экспедиции за чаем с молоком и специями. Возвращение домой, чтобы послушать музыку или почитать. Ужин. Неизбежные жалобы на качество пищи. Игра в покер с Робби и Говардом. А затем всё по новой. И каждый вечер, если погода была ясной, я уединялся и уходил на окраину лагеря, чтобы понаблюдать, как солнце умирает за горой и тени наползают на Северный гребень. Базовый лагерь становился для меня новой нормой жизни. И только получая письма от Тьерри, я вспоминал, зачем я, собственно говоря, нахожусь здесь. Не для того, чтобы общаться. Не для того, чтобы подняться на гору. Я уговаривал себя начать искать новую информацию о тех погибших альпинистах, которых уже называл «украинцами Тьерри», но всё как-то откладывал.
Сны мне здесь не снились.
Мы собрались в общей палатке перед рассветом, угрюмые и мрачные дрожащие развалины. Наполняя свои фляги разбавленным сладким чаем с острым привкусом специй перед длительным походом в продвинутый базовый лагерь, я обратил внимание на то, что у Малколма появился хриплый влажный кашель, а Марк выглядит бледнее обычного; белый защитный крем на его губах придавал ему сходство с каким-то худосочным и немодным вампиром. И только Ванда светилась энергией.
Снаружи на леднике собирались носильщики – крепили на спинах и боках яков баллоны с кислородом, ящики и бочонки со снаряжением; когда мы выступили, гора купалась в золотистом сиянии, и это создавало обманчивое впечатление тепла и манящей красоты. Я обильно намазал лицо солнцезащитным кремом, не забыв и о внутренней стороне ноздрей (спасибо Малколму). В моем рюкзаке лежали куртка, запасные рукавицы и литры жидкости, которая понадобится мне на долгом пути в продвинутый базовый лагерь для поддержания водного баланса, и это уже воспринималось так, будто меня оседлал чем-то недовольный спиногрыз. Обжигающий горный воздух казался злым и недружелюбным – как обычно.
