— Только эта ночь, — неожиданно прошелестел смутно знакомый голос, и я, обернувшись, с изумлением воззрилась на стоящую над осколками гроба громадную огненную волчицу. — У тебя осталась только одна ночь, девочка, и она уже на исходе. Если не уйдешь сейчас, твоя лилия погаснет.
Мужчины повернулись одновременно со мной и с одинаковым недоверием уставились на ожившую стихию. А я выронила ненужный больше амулет и порывисто качнулась к волчице.
— Я помню тебя! Это ты меня благословила!
— Пойдем, я покажу дорогу, — сказала стихия, одним неуловимо быстрым движением переместившись к порталу. — Времени действительно не осталось. Если не поспешить, ты останешься призраком навсегда.
Я вздрогнула.
Нет! Не хочу быть призраком! Да еще и в чужом мире!
— Энергию для перехода я тебе дам, — совершенно правильно поняла меня стихия. — Только оставь привязку здесь. Она больше не нужна. И пойдем домой — там тебя уже заждались.
Домой… господи, да неужели я больше не буду бесплотной тенью и смогу увидеть самых дорогих для меня людей?!
Я с готовностью схватилась за обручальное кольцо, без особого труда стянув его с пальца, но когда повернулась к де Фоссу, чтобы вернуть семейную реликвию, внезапно замялась. И как-то неожиданно поняла, что мне в общем-то… нечего ему сказать. Вернее, сказать-то есть что, вот только слова почему-то не подбирались.
Нет, я не сердилась за то, что шеф так неласково меня встретил. И больше не злилась, что он так отчаянно пытался от меня избавиться. Я даже уничтоженный перстень ему простила, прекрасно понимая, что в то время он просто не мог поступить иначе.
Цицелия ван дер Браас слишком долго отравляла ему жизнь, чтобы он так просто ее забыл. Глядя на меня, он то и дело думал о ней и всякий раз себя останавливал, чтобы не закончить то, что стоило бы сделать пятнадцать лет назад. И то, что после этого он еще мог как-то общаться и терпеть меня поблизости…
Зря я считала его несдержанным. Для воздушника он в эти две с половиной недели проявил просто чудеса терпения и такта. А те ошеломительные поцелуи, которые он случайно мне подарил и о которых я до сих пор не могу вспоминать спокойно… жаль, что они предназначались не мне. И вдвойне жаль, что совсем не обо мне он думал в тот момент.
Я не знаю, чем бы это закончилось, если бы все сложилось иначе. Но никогда не забуду, какие чувства пробудил во мне этот взрывоопасный, мрачный, но не лишенный толики обаяния маг. Пусть он открылся мне ненадолго, всего на пару восхитительно долгих минут, но я буду помнить о них до конца своих дней. Как и то, за что он так люто меня ненавидел. Наверное, так же сильно, как когда-то любил настоящую Цицелию ван дер Браас.
— Прости… — Вот и все, что я смогла ему сказать, отчаянно сожалея о сходстве с предавшей его женщиной.
«Прости» — за то, что невольно заставила его помнить. За то, что взяла вещь, которая мне не принадлежит. За боль. За все наши споры и никому не нужную ненависть. И особенно за то, что нам так много стоило бы сейчас сказать, но, как назло, на это больше нет времени.
Де Фосс сжал челюсти, когда я взяла его за руку и, вложив в нее кольцо, ненадолго задержала в своих ладонях. Но что-то изменилось в его глазах, когда я с грустной улыбкой отступила к волчице и начала стремительно истаивать. При этом до последнего держась за него взглядом, как когда-то держалась за оказавшийся столь полезным артефакт.
Он дернулся следом, словно хотел что-то сказать, но кольцо с моей руки уже исчезло, оборвав нашу связь навсегда. И только замагиченная перчатка каким-то чудом еще держалась.
Наверное, именно благодаря ей я и смогла почувствовать, как что-то цапнуло меня за лодыжку. А опустив глаза, с изумлением увидела распластанную на камнях, израненную, с трудом приподнявшуюся на двух уцелевших щупальцах мину.
— Представляешь, а я все-таки многоразовая… круто, да? — из последних сил прошептала она, обессиленно падая на пол.
— Бумба! — Я с горестным вскриком подхватила ее на руки и со слезами прижала к груди. — Милая моя! Хорошая! Чудесная! Только не умирай! Я очень тебя прошу!
— Не уходи, — едва слышно выдохнула Бумба, и ее по изувеченной взрывом спине пробежала волна дрожи. — Я люблю тебя, Цили…
— Меня зовут Лили, солнышко, — прошептала я, с отчаянием понимая, что ничем не могу ей помочь. — И я тебя тоже очень люблю! Ты слышишь?!
Бумба ничего не ответила — лишь облегченно вздохнула и вытянулась у меня на руках. А когда я с плачем уткнулась в нее лицом, стоящая рядом стихия мягко напомнила:
— Время. Тебе пора, девочка.
Я только всхлипнула, когда она толкнулась горячим носом в мои руки. Машинально обхватила ее за шею, по-прежнему крепко прижимая к груди неподвижное тельце и не замечая, как перекинувшееся с волчицы пламя принялось стремительно пожирать мой и без того исчезающий дух. Сглотнув горькие слезы, прерывисто вздохнула. С тоской подумала об оставшихся в питомнике копри. Погоревала, что больше не увижу Ириску. После чего в последний раз посмотрела на застывших поодаль магов, окуталась пламенем уже вся и, прежде чем окончательно исчезнуть, тихо шепнула:
— Прощайте.
ЭПИЛОГ
— А-а-а-а-а! — взвыла я, рывком подхватившись с постели и замолотив руками и ногами, как если бы все еще тонула в черной бездне. — А-а-а! Бумба-а-а!
Кровать, к сожалению, на подобные взбрыки была не рассчитана, поэтому в самый неожиданный момент закончилась, и я благополучно рухнула на пол, умудрившись при этом запутаться в одеяле.
Шок от удара оказался таким, что какое-то время я только неподвижно лежала, беззвучно разевая рот и обалдело таращась на колыхающиеся перед носом ворсинки разноцветного ковра. Но потом наступило осознание. Я так же внезапно вспомнила, где была и откуда сейчас вернулась. Перевернувшись на спину, обалдело воззрилась на знакомые до боли стены собственной комнаты. Затем торопливо ощупала руки, ноги, уши, нос. С облегчением убедилась, что все на месте, и только тогда неуклюже села.
Я дома!
Невероятно, невозможно, но я действительно дома и, что самое удивительное, нахожусь в собственном теле!
Прислонившись спиной к стене, я ненадолго прикрыла глаза, слыша, как в груди бешено колотится сердце. Слабость была безумной. Дышалось с трудом, словно я только что пробежалась до верхушки бабулиной башни и обратно. А перед глазами все еще стояла непроглядная тьма, похожая на омерзительно вязкое болото, откуда я только что чудом вырвалась.
Не знаю почему, но переход в родной мир дался мне нелегко. Волчица, хоть и обещала показать дорогу, вскоре исчезла, оставив после себя лишь путеводную ниточку, по которой мне по идее следовало вернуться. Вокруг было темно. Бумба, которую я старательно прижимала к себе, все-таки потерялась, поэтому нетрудно представить обуявший меня ужас при мысли, что ее уже не удастся спасти.
