Помимо института «политруков-атаманов», за настроениями казаков следил также контрразведывательный отдел. Во главе этой службы стоял бывший красноармеец лейтенант Червяков. Контрразведчиками была создана разветвленная сеть доносчиков, они были в каждом эскадроне и тщательно отслеживали всех, кто внушал хоть малейшее подозрение. Эта же служба отвечала за выполнение всех дисциплинарных наказаний. Система наказаний была очень простой, но в то же время весьма действенной. За малейшую попытку подрыва боевого духа казаков, за разговоры, направленные против немцев и командования, за всякую политическую антинемецкую пропаганду и, наконец, за любую попытку дезертировать применялась высшая мера наказания — смертная казнь через расстрел или повешение. За другие проступки казаков ожидали: порка, концлагерь, штрафной батальон, внеочередные наряды или разжалование. Во многом именно благодаря прекрасно подготовленным политрукам-атаманам и карательным органам практически все казаки 1-й казачьей дивизии воевали до конца войны и даже не помышляли о переходе на сторону партизан. По официальным данным, в период с 1944-го до начала 1945 года дезертиров было не более 250 человек.
Система поощрений также была тщательно проработана. После того как дивизию перебросили в Югославию, каждый рядовой казак стал получать регулярное жалованье: по 250 хорватских кун каждые 10 дней. Ефрейторы — 300 кун, унтер-офицеры — 350 кун, вахмистры — 400 кун. За каждую боевую операцию казаки и их командиры получали специальные «боевые» деньги — 200–800 кун за 10 дней боя, в зависимости от его интенсивности и успеха. Кроме этого, командование поощряло досрочное присваивание унтер-офицерских и даже офицерских званий.
Для отдыха и лечения казаков в Северной Италии была организована специальная казачья здравница: «В Северной Италии, — описывает корреспондент газеты „Казачья лава“, — в Альпах, в узкой высокогорной долине… расположен на высоте 900 метров известный итальянский курорт. Здесь, где прежде ежегодно отдыхала итальянская молодежь, теперь устроен казачий дом отдыха 1-й казачьей дивизии. Продолжительность отдыха — три недели. Первая партия отдыхающих казаков в 370 человек 10 июня уже окончила срок пребывания в доме отдыха и выехала обратно в дивизию. Казаки небольшими партиями совершали экскурсии в ближайшие города: Бергамо, Верону, Милан»
[550].
Штаб дивизии и штаб 5-го Донского полка имели свои оркестры и хор трубачей. «В репертуаре хора, — рассказывается про дивизионный оркестр в журнале „Казачьи ведомости“, — самые разнообразные вещи — из исторических песен: „Зозуля“, „Отчего я так дуже сумую“; из современных — „Песнь в честь вождя — Адольфа Гитлера“, „Плачет Кубань“… Хор разучил „Божественную литургию“, „Верую“, „Херувимскую № 9“… Молодой казак Целиков чудесно исполняет на сцене забористые антисоветские частушки:
На дворе проталина,
Нет штанов у Сталина,
Остались от Рыкова
И те — Петра Великого.
Сталин музыку играет,
Калинин пляшет трепака,
Всю Россию растрепали
Два советских дурака.
Оркестр (балалайки, мандолины, гитары, баяны… и т. д.) состоит из 27 казаков. В репертуаре оркестра такие исторические песни, как „Слава Платову-герою“, „Донская походная“ и др. Пользуются всеобщим успехом исполняемое оркестром „Попурри из казачьих песен“ и выступление талантливого скрипача Р. Павловского»
[551] (тексты некоторых песен из репертуара оркестра см. в Приложении 3.9). Как и в былые времена, все казачьи полки имели свои полковые гимны: донские — «Всколыхнулся взволнованный тихий Дон»; кубанские — «Кубань, ты наша Родина»; терские — «Терек». Более того, помимо «музыки», в дивизии имелся даже собственный цирк, который «гастролировал» по полкам.
На 1 ноября 1943 года численность 1-й казачьей дивизии составляла 18 555 человек (в том числе 3827 немецких нижних чинов и 222 офицера, 14 315 казаков и 191 казачий офицер). Немецкими кадрами были укомплектованы все штабы, специальные и тыловые подразделения. Все командиры полков (за исключением И.Н. Кононова) и дивизионов также были немцами, а в составе каждого эскадрона имелось 12–14 немецких солдат и унтер-офицеров на хозяйственных должностях. В то же время дивизия считалась наиболее «русифицированным» из регулярных соединений вермахта: командирами строевых конных подразделений — эскадронов и взводов — были казаки (или русские), а все команды отдавались на русском языке (первым из полков, где все команды отдавались только на русском, стал полк Кононова). Единственным чисто немецким боевым подразделением был разведывательный дивизион.
Характерной особенностью 1-й казачьей дивизии было то, что среди ее личного состава, особенно среди офицерства, было очень много русских или представителей других народов, не имевших никакого отношения к казачеству. Вот как эту довольно неприятную для казаков ситуацию прокомментировал П.Н. Краснов в своем письме атаману «Общеказачьего объединения в Германской империи» Е.И. Балабину: «Комплектование новых дивизий офицерами-казаками будет зависеть от самих казаков. Если в первую дивизию попали много офицеров немцев и русских, то это потому, что присланные офицеры-казаки по своей подготовке не оказались на высоте ни по своим военным знаниям, ни по дисциплине, ни по работоспособности. Много было прислано старых, не годных для строевой службы. Если поступающие в новые части казачьи офицеры окажутся годными для службы — они и останутся, окажутся негодными — их заменят немцами»
[552].
Пополнение в дивизию приходило из учебно-запасного полка (командир подполковник Штабеков), который дислоцировался на полигоне в Моково, недалеко от Млавы, а в 1944 году вместе со «Школой юных казаков» был переведен во Францию, в небольшой город Лангр. «Запасной казачий полк, — рассказывает о жизни этой казачьей части корреспондент „Казачьей лавы“, — расположен в одном небольшом городке на Восточной границе Франции и базировался на территории старинной крепости… Офицеры запасного полка также проходят военную подготовку и усовершенствование в офицерской сотне. Ею командует еще молодой полковник И. Некрасов… Военный городок-крепость — центр запасного казачьего полка. Тут стоят и проходят обучение несколько батальонов, отсюда осуществляется связь с 1-й казачьей дивизией, тут создана школа юных казаков, есть крытые манежи, центральный казачий дом, где казаки после занятий поют песни, танцуют, веселятся. В доме есть ресторан, в котором казаки могут выпить вина, пива, хорошо закусить… Казаки живут в старых, благоустроенных, светлых и чистых французских казармах»
[553].
Еще более вольготно жилось казакам-подросткам, обучавшимся в «Школе юных казаков». «Май 1944 года, — вспоминает бывший учащийся этой школы казак Николай Васильев. — Мы отдыхаем в маленьком курортном городке. Трижды в день пьем воду, пахнущую сероводородом, а один раз между завтраком и обедом принимаем минеральные ванны… У каждого из нас большая комната со шкафчиком в углу для переодевания, душ, туалетный столик с зеркалом, цветами и парфюмерией, пуфик и кресло, а посредине маленький бассейн для одного взрослого человека… Вечерами устраивались танцы, где наши старшие ребята и взрослые казаки из запасного полка танцевали с местными француженками, а мы толпились в качестве зрителей. Разыгрывались лотереи, где самым желанным призом была бочка пива, которая тут же под смех и веселые шутки вскрывалась и распивалась сообща…»
[554]
