Учитывая ужасные условия содержания, буквально на грани жизни и смерти; многие не выдерживали психологической обработки и шли на службу к врагу. Таким образом, говоря о том, что эти люди были «добровольцами», важно помнить: многие пошли на предательство только ради того, чтобы выжить. После жизни в лагере они были готовы назвать себя кем угодно — «казаком», «украинцем» или «тюрком», — лишь бы получить, наконец, крышу над головой и кусок хлеба. Но при этом нужно помнить и то, что большинство советских воинов не поддавались на уговоры пропагандистов и не вступали на путь предательства, тем самым обрекая себя на верную смерть. Эти практически забытые ныне герои предпочитали умирать от голода и холода, как подобает настоящим Солдатам, нежели жить, чувствуя себя людьми второго сорта, пусть и с немецким оружием в руках, и с куском мяса в животе. Они не могли предать Родину, ждущих дома жен, матерей, отцов, детей и дедов, они выполняли свой долг защитников Отечества до конца. Красноречивый пример подобного великого человеческого героизма привел на послевоенных допросах Эверт фон Рентельн: «Военнопленные содержались в чрезвычайно тяжелых условиях. Люди поголовно были завшивлены, свирепствовал сыпной тиф, питание было исключительно плохим. Все пленные в обязательном порядке выводились на работы. Советские военнопленные были обречены на уничтожение. Я приказал начальнику лагеря построить пленных и объявил им перед строем, что если они хотят сохранить себе жизнь, то могут поступить на службу в немецкую армию. Я заявил военнопленным, что в случае их согласия их будут хорошо кормить, снабжать обмундированием, а после войны они получат земельные наделы на своей родине. Согласие на добровольную службу в немецкой армии дал 21 человек»
[349].
Не ограничиваясь лишь набором «добровольцев», немецкое командование уже с весны 1942 года стало широко практиковать прямой набор в охранные и вспомогательные формирования вермахта всех военнопленных, признанных годными к строевой службе медицинскими комиссиями. Особое внимание уделялось прежде всего представителям тюркских и кавказских народов, а также казаков. При вербовке нередко использовались угроза расстрела, а также прямой обман, когда военнопленные отбирались под предлогом создания из них рабочих команд и зачислялись в воинские формирования безо всякого на то согласия. Группы таких «добровольцев» направлялись в сборные лагеря, где их делили по национальным группам, а затем отправляли в подготовительные лагеря центров формирования национальных легионов, казачьих и других частей. Вполне естественно, что набранный таким образом контингент не отличался ни преданностью, ни благонадежностью, и все «восточные» формирования, укомплектованные по такому принципу, со временем превращались для немцев в бомбу замедленного действия, готовую в любой момент взорваться.
Что касается казачьих частей в составе вермахта и полиции, то они отличались от остальных добровольческих формирований из числа жителей СССР. Прежде всего казаки служили либо в боевых частях, либо в полицейских и охранных формированиях, преимущественно образованных в тыловых районах, находящихся под военным управлением, или в тыловых порядках наступающей немецкой армии. Связано это было с тем, что казачьи сотни, батальоны и полки были довольно хорошо обучены (причем сами немцы старались отправлять к ним лучших инструкторов) в военном плане и отличались (по сравнению с другими изменническими формированиями) высоким моральным духом. Казаки, за редким исключением, никогда не работали в качестве обслуживающего персонала или сотрудников вспомогательных служб. Их уделом были: охрана коммуникаций, несение гарнизонной службы, наведение порядка в населенных пунктах (преимущественно на территории Дона, Кубани и Терека), борьба с партизанами и участие в боевых операциях. Такое положение дел еще раз доказывает тот факт, что немецкое командование относилось к казачьим частям с гораздо большим уважением и доверием, нежели ко многим другим формированиям из числа народов СССР.
Все казачьи формирования, появившиеся за время войны, можно условно поделить на пять групп, причем каждая из них обладала своими, только ей присущими характеристиками.
Первая группа — это казачьи части, сформированные в 1941–1942 годах в составе охранных дивизий, танковых, пехотных армий и оперативных соединений вермахта, а также в тыловых районах армий и групп армий. Эти подразделения были первыми казачьими частями в составе немецкой армии. При этом многие из них появлялись совершенно неожиданно для самих немцев, и те были буквально вынуждены принять их помощь. Надо признать, что эти формирования были довольно боеспособными, а их личный состав обладал высокой моральной и военной подготовкой.
Вторая группа — это казачьи части, сформированные в 1942–1943 годах так называемым Главным штабом формирования Казачьих войск на Украине. В этих военных образованиях служили в основном военнопленные, причем самых разных национальностей. Многие из них только называли себя казаками, чтобы вырваться из лагерей. Как следствие, надежность этих частей была весьма сомнительной, и именно в них (среди остальных изменнических казачьих формирований) был наибольшей процент тех, кто пошел служить к немцам только для спасения жизни. В этих частях были зафиксированы несколько массовых переходов к партизанам.
Третья группа — это казачьи части, сформированные на Дону, Кубани и Тереке, то есть на территории исконного проживания казаков (впоследствии они были объединены в так называемый Казачий Стан). Эти формирования отличались от остальных тем, что в них служило очень много добровольцев, которые пошли воевать против Советов не только по личным, но и по идейным соображениям. Именно в этих частях были возрождены традиции казачьих полков еще царской армии. Как следствие, они отличались высокой благонадежностью и были готовы бороться против коммунизма до последней капли крови, что и доказали в сражениях на Северном Кавказе, а впоследствии — в Белоруссии, на Украине и в Италии, где им предоставлялись территории для проживания.
Четвертая группа — это 1-я казачья кавалерийская дивизия и 15-й казачий кавалерийский корпус СС. Эти формирования были самыми крупными и боеспособными казачьими частями за все время войны. 1-я казачья кавалерийская дивизия была сформирована в 1943 году, и в нее вошло большинство частей из 1-й, 2-й и 3-й групп. Большую часть войны бойцы дивизии провели в Югославии, где играли весьма существенную роль в борьбе против партизанского движения. В конце 1945 года дивизия перешла под юрисдикцию СС, и 25 февраля 1945 года на ее основе был образован 15-й казачий кавалерийский корпус общей численностью в 25 тысяч человек.
Пятая группа — казачий полк в составе Русского охранного корпуса на Балканах. Это боевое формирование, практически полностью состоящее из казаков- эмигрантов, к которым немцы относились, в общем-то, с большим недоверием, было сформировано в Белграде осенью 1941 года и на протяжении всей войны несло службу в Югославии, сражаясь против партизан Иосипа Броз Тито.
Глава 2
Создание и судьба первых боевых казачьих частей на Восточном фронте
Пользовавшиеся репутацией прирожденных воинов и непримиримых врагов большевизма, казаки одними из первых привлекли внимание германских военных. Причем с самого начала подразумевалось, что казаки будут нести исключительно боевую службу, в отличие, скажем, от добровольцев вспомогательной службы, так называемых «хиви» (еще их называли «наши Иваны» или «наши русские»), которые использовались в тыловых службах в качестве шоферов, конюхов, разнорабочих и прочего обслуживающего персонала. Такому отношению со стороны вермахта простые казаки были обязаны не только своей прославленной многовековой военной истории, но и активности казачьей эмиграции, среди лидеров которой с первых же дней войны развернулась оживленная дискуссия о возможностях и перспективах создания и использования подобных формирований в составе германской армии. Причем мнения, высказываемые теми или иными казачьими лидерами, часто противоречили друг другу, а настроения, царившие в этой среде, были прямо полярными. «По всем имеющимся сведениям, — пишет 7 июля 1941 года в докладной записке И. Горбушин — личный помощник атамана Е.И. Балабина, — можно более или менее уверенно предполагать, что Командование Германской Армии едва ли до освобождения наших Земель от коммунистов воспользуется нами в каких бы то ни было видах помощи от нас в этой борьбе… Поэтому я предполагаю, что наше возвращение домой возможно ТОЛЬКО в одном виде, а именно: НАМ ПРОСТО РАЗРЕШАТ ВЪЕЗД В НАШИ КРАЯ»
[350]. Самым неприятным для Балабина в сложившейся ситуации было то, что атаман, в отличие от своих «коллег» из КНОД не желающий врать и обещать невозможное, не мог ничего ответить многочисленным простым казакам, которые писали ему в надежде получить информацию о том, когда и в каких частях можно будет начать борьбу с коммунизмом. Подобных писем-заявок на участие в войне было очень много: «Вам, вероятно, известно, — пишет уже 21 июля 1941 года казак-эмигрант из Югославии, — что кадры Лейб- гвардии казачьего, Лейб-гвардии Атаманских полков и Лейб-гвардии Донской казачьей батареи, в которых я состоял делопроизводителем, из Югославии переехали во Францию, а я как семейный человек был определен на службу в финансовую стражу и остался в Югославии… Прошу Вас не отказать в любезности сообщить мне, как бы выйти с ними на связь и в нужный момент присоединиться к ним, если будет предвидеться наш поход на Дон»
[351].
