Опираясь на те же источники и приведенный выше метод подсчета, можно выяснить цифры потерь за 7 июля и 73-й гв. сд. В этот день она лишилась в общей сложности 974 человека, в том числе погибло 142, получили ранения 832.
То, как развивалась оборонительная операция 7-й гв. А, для командования фронта было пока вполне приемлемо, хотя угроза прорыва в этом районе с повестки дня не снималась и даже с каждым днем возрастала. Командарм Шумилов умело управлял войсками и решал поставленные перед ним задачи теми силами, которые изначально и планировалось задействовать здесь. Особенно это становилось очевидным, когда сравниваешь, какие огромные ресурсы были задействованы для удержания противника на обояньском и прохоровском направлениях. Тем не менее операция только началась, и Н.Ф. Ватутин, не понаслышке зная о способности противника преодолевать трудности и его коварстве, прилагал максимум усилий, чтобы определить намерения немецкого командования. И в первую очередь по главному признаку — сосредоточению резервов. Несмотря на то что разведка пока не фиксировала появление перед 7-й гв. А новых соединений, это еще ни о чем не говорило. Во-первых, враг мог хорошо замаскировать перегруппировку, во-вторых, даже если резервы сейчас не введены в бой, их появление было необходимо спрогнозировать.
Анализ оперативной обстановки как на всем участке прорыва, так и восточнее и северо-восточнее Белгорода свидетельствовал, что хотя и с большим трудом, но наступление неприятеля постепенно развивается. Это значит, что, с одной стороны, его войска несут потери (они были налицо) и их необходимо восстанавливать, а с другой — фронт растягивается и те силы, что были достаточны для обороны флангов в первые день-два, в любом случае необходимо пополнить. Следовательно, надо ожидать появление новых вражеских дивизий, в том числе и на фронте 7-й гв. А, а значит, Николай Федорович должен был заранее подумать, чем он будет их сдерживать. Ведь войска фронта тоже несли потери и не только в людях, но и в технике и вооружении. А учитывая, что немцы прорывали оборону танковыми соединениями, необходимо было постоянно иметь резерв противотанковых средств.
Судя по документам разведуправления, его руководство, да и сам начальник штаба фронта генерал-лейтенант С.П. Иванов, лично отвечавший за обеспечение разведданными командующего фронтом, именно так и видели развитие ситуации в ближайшее время. Поэтому уже в разведсводке № 194 к 7.00 7 июля было указано, что можно ожидать ввода противником на усиление белгородской группировки одной танковой (для восстановления ударного потенциала) и одной пехотной дивизий (для прикрытия флангов). Имелся в виду весь фронт прорыва ГА «Юг». Причем пока это предположение основывалось не на объективных данных (показания пленных, документы и т. д.), а лишь на примерной оценке уровня потерь бронетехники противником, увеличения протяженности фронта прорыва, да и на боевом опыте командования фронта. И, надо сказать, интуиция, в общем-то, наших генералов не подвела.
Н.Ф. Ватутин был высокообразованным профессионалом и талантливым человеком. Его оценки и расчеты, к примеру, в ходе Курской битвы, как правило, опирались на глубокие знания и широкую базу передовых теоретических наработок военной науки того времени. Однако, чтобы понять «двуступенчатость» операции «Цитадель» (сначала уничтожить наши резервы и лишь после этого планировать прорыв на Курск), к умению и опыту необходимо было приложить обширную информацию об общем состоянии Вооруженных сил и экономики Германии. Но такой возможностью командующий фронтом не располагал. Поэтому он считал главной и единственной задачей германских войск — прорыв к Курску и соединение с группировкой, действующей перед Центральным фронтом. В силу этого пока не обнаружено ни одного документа, в котором бы он предполагал, что у немецкого командования нет иной стратегической цели в летнем наступлении, кроме как измотать и обескровить оба фронта, чтобы не быть раздавленными «катком» советских стратегических резервов, накопленных за весну. Хотя, конечно, можно допустить, что подобные мысли у него и возникали. Исходя из такого представления об основных задачах неприятеля, и принимались важные решения в ходе Курской оборонительной операции.
Архивные документы свидетельствуют, что во второй половине дня 7 июля из более чем 300 танков, которые имела на утро 5 июля мд «Великая Германия», осталось всего 80. Причем в ее «родном» танковом полку на 24.00 7 июля числилась только 31 единица, остальные в бригаде «пантер». К утру 8 июля во 2-м тк СС вышли из строя 47 % танков. Естественно, ни Н.Ф. Ватутин, ни командиры штаба фронта не знали этих цифр. Тем не менее на фотографиях, предоставлявшихся разведотделом управления 2-й ВА, и при выездах в армии они лично видели поля, усеянные сгоревшей и подбитой вражеской бронетехникой. Им, профессионалам, да к тому же не первый год воюющим, трудно было поверить, что, имея такие потери в бронетехнике, и полагая, что немцы все-таки стремятся пробиться именно к Курску, враг не будет в ближайшее время вводить в бой оперативные резервы. Вероятно, советские генералы были бы очень удивлены, узнав, что Манштейн имел в резерве лишь один танковый корпус, да и тем не мог распорядиться без личного согласия Гитлера.
Но фронтовая разведка продолжала предупреждать: немцы будет усиливать группировку резервами, и в качестве аргумента приводила данные авиаразведки об оживленном движении на дорогах от Харькова на Белгород и Томаровку. Так, в сводке разведуправления на 7.00 8 июля отмечалось, что авиаразведка зафиксировала: «…с 5.30 до 15.30 от Ахтырки на Томаровку отдельными колоннами проследовало до 300 танков и 700 автомашин. От Максимовки и Харькова на Томаровку и Белгород проследовало отдельными колоннами до 1000 автомашин с войсками и до 150 танков»
[403].
Далее в документе делался вывод, что «в течение 7.7. противник безуспешно пытался развить наступление в направлении Обояни и в районе северо-восточнее Белгорода (с целью. — З.В.) сомкнуть фланги ударных группировок действующих северо-западнее и северо-восточнее Белгорода. На усиление Томаровской группировки противник подтянул резервные танки из Ахтырки и не менее танковой дивизии из района Харькова, которые с утра 8 июля 1943 г. могли ввести в бой для развития наступления.
Не исключена возможность переброски на томаровское направление 88-й пд, выведенной в резерв на сумском направлении».
Как и во всем потоке информации, которая в течение суток ложилась на стол командующего фронтом, в данных разведки он должен был отделить «зерна от плевел». Читая подобные сводки, Николай Федорович прекрасно понимал, что в них большая часть данных не соответствует действительности. Тем не менее игнорировать высокую активность на коммуникациях противника было невозможно. Существовали и объективные причины прислушаться к сообщениям разведки. Несмотря на потери, немцы продолжали наносить сильные удары по всему фронту. Значит, откуда-то они черпают силы! Командующий фронтом, как любой дальновидный военачальник, понимая степень своей ответственности и стремясь снизить риск, делал все от него зависящее, чтобы «лучше предотвратить, чем потом исправлять». Докладывая в Ставку свои соображения о ходе вражеского наступления, он хотя и не драматизировал ситуацию, но в то же время четко высказал оценку ситуации в полосе фронта. По его мнению, войска ведут тяжелейшие бои с противником, который для прорыва обороны вводит большие силы бронетехники и, несмотря высокие потери танков, продолжает активно атаковать. Из боевого донесения в Генштаб РККА об итогах боя за 7 июля:
