Судя по докладу С.П. Иванова Н.Ф. Ватутину на 11.15 10 июля, С.Г. Горячев узнал подробности того, что произошло в полосе дивизии вечером 9 июля, и то, как выходило соединение из-под Белгорода, только во второй половине 10 июля. Вот цитата из стенограммы переговоров: «…81-я гв. сд собирается в Кривцово и севернее — в районе двух озер, по предварительным данным налицо 30 % дивизии. Сейчас связались с командиром дивизии Морозовым, который вызывается Горячевым к себе и по получении данных, Вам будет доложено вообще по этому участку»
[538].
Казалось бы, все понятно, но не совсем. Версия об отдаче приказа М.С. Шумиловым тоже не вполне обоснованна. В оперативной сводке 25-го гв. ск № 0125/оп к 4.00 10.7.1943 г., подписанной начштабом полковником Фунтиковым, указано: «…81-я гв. сд с частями усиления вела оборонительные бои на прежних рубежах. В 20.00, спустя полчаса после предпринятого противником наступления, связь по рации была прервана и до сего времени восстановить не удалось. Последнее сообщение из Шишино о предпринятом противником наступлении было передано по радио под обстрелом автоматчиков»
[539]. Каким образом мог отдать приказ командарм 7-й гвардейской, если последнее сообщение из дивизии было принято штабом корпуса Сафиулина, а не армии, и затем связь прервалась до утра?
Можно предположить, что, отслеживая быстро ухудшавшуюся ситуацию под Белгородом, Михаил Семенович понял, что свой рубеж 81-й гв. сд уже не удержать, и еще днем, когда связь работала, разрешил Морозову в критический момент действовать по собственному усмотрению. Поэтому между 21.00 и 22.00 комдив самостоятельно отдал приказ на отход. В то же время после полуночи каким-то образом С.Г. Горячев все-таки связался с И.К. Морозовым и, получив доклад о сложившейся обстановке, одобрил его решение. Тем самым он придал ему законную силу, ведь окружения как такового не было, а силы в дивизии, чтобы драться «до последнего патрона», еще были. Приказ И.В. Сталина № 227, требовавший, «безусловно, снимать с постов командиров… корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций»
[540], никто не отменял. В ходе Курской битвы в войсках Воронежского фронта этот приказ хотя и применялся довольно редко, тем не менее в напряженные моменты и Н.Ф. Ватутин, и его командармы не раз напоминали о нем своим подчиненным.
В этой связи замечу, что Николай Федорович не был всегда таким уж вдумчивым и справедливым командиром с подчиненными, каковым он предстает в мемуарах его соратников, в том числе и тех, кто сражался под его началом на Курской дуге. В напряженные моменты он допускал не только жесткий тон в обращении, но и ничем не оправданную (кроме спеси) жестокость в решениях. Он хотя и не бил «морду» нерадивым, на его взгляд, генералам, как это рекомендовал делать Верховный, однако, вполне не разобравшись и не вникая в ситуацию, мог боевому офицеру и карьеру испоганить, и нервы потрепать, и здоровье угробить. Мне уже приходилось писать о его неблаговидной роли в ситуации с отстранением от должности в начале 1943 г., а затем и несправедливом преследовании командира 18-го тк генерал-майора Б.С. Бахарова. Можно привести и другие случаи, свидетельствующие, что генерал армии был человеком своего времени и с людьми особо не церемонился. Так, к примеру, еще будучи начальником штаба Северо-Западного фронта, он приказал отдать под суд начальника оперативного отдела штаба 4-й ударной армии полковника И.И. Леднева за то, что тот не знал ситуации на левом крыле армии, где немцы потеснили наши войска, так как в это время, по разрешению начальника штаба генерала В.В. Курасова, он отдыхал, а документов из дивизии, подтверждающих прорыв, еще не поступало. Однако это Николая Федоровича не смутило, он не отменил свое решение. А трибунал приговорил полковника «за потерю управления войсками» к расстрелу. Иван Иванович две недели находился под арестом в блиндаже, ожидая исполнения приговора, а когда вышел оттуда, был совершенно седой. Спас его начштаба армии. Он связался с Москвой, изложил суть дела и добился отмены приговора, но полковника разжаловали в рядовые. В конце концов И.И. Леднева восстановили в звании. Войну он закончил генерал-майором в должности начальника штаба 11-й гв. А, а после ее завершения возглавлял штаб Таврического военного округа. Все это я рассказал, чтобы читатель мог понять, как непросто складывалась судьба командиров в то страшное время, даже тех, кто занимал высокие должности в действующей армии, за что он мог поплатиться карьерой и даже жизнью, под каким колоссальным прессом ответственности и опасности постоянно они находились.
Но вернемся к событиям под Белгородом в ночь на 10 июля. О том, что комкор-35 все-таки установил связь, говорит ряд фактов. Во-первых, документы, не только приказ № 057, но и последующие боевые донесения дивизии, в которых тоже утверждается, что приказ был отдан именно С.Г. Горячевым. Во- вторых, и сам комдив в своей автобиографии, хранящейся в его личном деле, пишет, что «в 24.00 9 июля мной был получен приказ: в течение ночи вывести части и к 8.00 занять оборону на западном берегу Северного Донца на фронте: с. Шахово, /иск/ Чурсино, по западному берегу Северного Донца»
[541]. Хотя, повторюсь, все это лишь предположения. Как известно, память — источник очень важный, но не всегда надежный, а ведь автобиография писалась в 1947 г., да и приказ первоначально звучал иначе: «…сосредоточиться в северо-восточной части леса, что 1,5 км северо-западнее Хохлово».
Что же касается самого С.Г. Горячева, ведь его одобрение решения комдива тоже могли рассматриваться как «паникерство и неустойчивость», то он опирался на авторитет заместителя командующего фронтом генерала армии И.Р. Апанасенко. Иосиф Родионович около полудня 9 июля
[542] прибыл в войска корпуса, находился там до 10 июля, и, естественно, комкор не мог принять без его ведома такое решение.
А теперь попробуем разобраться, было ли окружение 81-й гв. сд и почему советское командование решило все-таки отвести ее войска за реку. Еще раз подчеркну, что база источников по этой теме с обеих сторон очень скудная. Судя по донесениям штабов дивизий Шмидта и Шале де Болье, Ближняя Игуменка и хутор МТС были полностью заняты частями 168-й пд и 19-й тд лишь утром 10 июля, когда их покинули основные силы 81-й гв. сд и 276-го гв. сп. А до этого там продолжались ожесточенные схватки. Немцы тоже (как и приказ № 057) говорят об окружении, точнее, о «зачистке котла» в этом районе, но как-то неопределенно. Причем о прорыве к Старому Городу вечером 9 июля ни одно вражеское соединение ни разу не доложило. Нет оснований не доверять словам приказа комдива об окружении полков Титаренко и Крючихина, но пока не удалось их подтвердить документами. И не потому, что таковых нет. Штаб дивизии все время находился вне предполагаемого кольца (до середины 7 июля — в Севрюково, вечером 8 июля он перешел на КП 276-го гв. сп в Шишино), все оперсводки и приказы сохранились, но они очень поверхностные, и данные из них не дают ясного ответа ни о месте расположения частей, ни об оперативной обстановке вечером 9 июля.
