Вскоре заканчивалась моя виза, я собиралась вернуться домой, чтобы доучиться. Но свекор вдруг стал возражать. Трения длились несколько дней, пока свекровь – спасибо ей огромное за все хорошее, женщина действительно добрая – не обработала своего муженька в лучших традициях дипломата. Я улетела с исхудавшим сыном домой.
Долго я приходила в себя от пережитого, доучиваясь и думая, что делать дальше. Ради нашего сына и клятв мужа в вечной любви и верности после всего решила сохранить семью. Он прилетел, когда я получала диплом. Постоянные скандалы, угрозы и поношение моей учебы, когда я не выполняла беспрекословно его требования, даже мелкие и незначительные. Поливал грязью моих родителей, меня, громил мебель, игрушки, орал до глубокой ночи. Пришлось даже однажды вызывать милицию, до того разошелся. Он постоянно орал, как он любит своего сына, но никогда не играл с ним, постоянно возмущался тем, что ребенок мешает ему спать, что он непослушен, и я плохая мать, раз его так плохо воспитываю. Наш сын очень подвижный мальчик, и это часто приводило его в бешенство.
Ревность мужа просто зашкаливала. Позже, когда я снова уехала с ребенком к нему в Бахрейн, имел место такой случай: он мог отсутствовать всю ночь, заявиться под утро и, ничего не объясняя, завалиться спать до вечера. В один из таких дней он заявился рано утром «под градусом» и стал по обыкновению просматривать мой мобильный – не звонила ли его жена куда не надо. А в это утро какому-то абоненту захотелось ошибиться номером и оставить пропущенный звонок на моем телефоне. Он в бешенстве подскочил ко мне с громким ревом «вставай, сука» и, стащив меня за ноги на пол, стал хлестать по лицу. По исламу женщину желательно бить, но так, чтобы потом можно было пользоваться ее телом, – это я прочла спустя несколько лет. Я так и не доказала ему, что это случайность. Он просто предпочел орать до тех пор, пока не пропал боевой настрой и пока я не изревелась до опухшего красного лица. Когда я начинала плакать, он смягчался и даже начинал снисходительно-великодушно меня жалеть.
Первый год жизни с ним наедине в Бахрейне развивался по сценарию, начатому в моей стране. Муж работал в ресторане, который оставил ему отец. Ресторан ночной, что было удобно – ведь можно было шляться по барам всю ночь и, заявившись под утро, говорить, что работал не помня себя. Он вообще очень красноречив, и последнее слово всегда оставалось за ним. Мы с сыном жили под замком. От каждодневного сидения дома ребенок пристрастился к бесконечному просмотру телевизора, и мы до сих пор боремся с состоянием бешенства, в которое сын впадает при просмотре телепрограмм, если смотрит их более чем полчаса.
Первое время муж нас не пускал на улицу – говорил, что он должен проверить, насколько я надежна. Ключа от входной двери у меня долго не было. Не было и денег – даже на средства интимной гигиены я должна была просить у него. Гулять он отпускал нас ровно на один час, по дороге, указанной им, и во время, определенное им. После череды скандалов мы с сыном стали ходить на улицу каждый день. Наши паспорта лежали у него в сейфе – он говорил, это для нашей безопасности. Чем дольше мы жили, тем больше портились отношения – я не хотела мириться с его причудами и стесненным образом жизни, который он нам устроил, а он в ответ орал, что он вынул меня из дерьма, отмыл и дал лучшее, о чем миллионы лишь мечтают; что я – шлюха, которой достался золотой муж, что моя мать – тоже шлюха, и вся моя семья – псы. Когда я заговаривала о том, чтобы нам вернуться назад в мою страну, брань становилась еще более изощренной.
Так прошел год. И тут появился шанс – у меня заканчивался срок действия паспорта, а вид на жительство в такой документ не продлевали. И мы улетели домой. На месяц. Когда я прилетела домой и по телефону сказала, что не вернусь, он стал рыдать и говорить, что пропадет без меня, что я ему нужна и что он раскаивается во всем плохом, что сделал мне. В общем, надавил на давние струнки. И во мне взыграла совесть – как же так, я брошу мужа? Нет! И я, сделав новый паспорт, с сыном снова полетела туда. Мама, которая была в курсе моих мытарств там, провожала меня и просто плакала: «Дочка, не едь туда». Но я считала, что это мой долг.
Сразу после возвращения в Бахрейн я нашла тайник с кучей презервативов в шкафу мужа – и пожалела, что вернулась. Он тут вовсю развлекался, оказывается. Я поняла, что будет очень трудно. Я твердо решила уехать.
Этот год был самым тяжелым. Издевательства усугублялись, брань была такой изощренной, что мне казалось – вместо мужа на меня орет какое-то существо, состоящее из абсолютного зла. Он так умел унизить меня, что я много раз просто чувствовала себя уничтоженной, отвратительные скандалы происходили в любое время суток и на глазах сына, ребенок не раз был очень сильно испуган. Муж гулял в открытую, уезжал, когда хотел, не давал мне денег. Еду, кстати, покупал он сам – и лишь ту, которую считал нужным купить. Дома часто не было элементарного: молока, яиц, рыбы, питьевой воды. Ребенок начинал болеть рахитом от недостатка полноценного питания. Когда у меня порвались туфли, и я попросила денег, он выдал гениальный ответ: «А ты не ходи на улицу, вот и туфли не нужны». В конце концов я сняла с руки золотое низкопробное колечко, подаренное одной из его теток, и продала его, чтобы купить нам с ребенком обувь. Скандал был неимоверный. Он экономил на нас с сыном и всегда не забывал упомянуть, как он о нас заботится.
Я стала откровенно проситься на Родину. Скандалы становились все ужаснее, на мои малейшие возражения постоянно сыпались угрозы, что он отберет сына. Его любимой фразой стало: «Я опущу твой нос до самых своих туфель, и ты будешь думать, как я, и подчиняться мне, собака». Положение усугублялось тем, что его отец, который так и не хотел смириться с существованием «неверной» в своей семье, постоянно звонил мужу, требовал отчетов по ресторанным долгам и накручивал мужа еще больше. Я понимала – ему трудно, бизнес шел на спад, но это был не повод, чтобы срываться на нас с ребенком и создавать нам невыносимые условия.
Я перестала нормально спать, иногда часами не могла заснуть, глядя в темноту и думая, где теперь шляется муж. Моя подруга на Родине перед отъездом подарила мне православный молитвослов, еще я взяла с собой Евангелие и Псалтирь. Я никогда не думала, что выучу наизусть почти все молитвы и около десяти псалмов. Молитва стала моим спасением от сумасшествия. Я молилась день и ночь, мусульманские четки переделала под розарий для молитв. Я просила Бога: «Помоги нам уехать вместе с сыном!» Молилась несколько месяцев.
Однажды украла у мужа немного денег, купила телефонную карту и, спрятавшись за тумбочкой, позвонила в российское консульство. Уже даже не помню, откуда я взяла их номер. Я просила о помощи, я просилась домой. Мне ответили: «Только с его согласия, иначе он просто может написать любую бумажку и оставить сына с собой. Ну, конечно, если вы сможете добежать до аэропорта и купить билет…» Какое «бежать»! Я совершенно не представляла, где находится аэропорт! У меня не было денег не то что на самолет – на такси!
Так прошло еще несколько месяцев, в унижениях и молитве. Однажды случился очередной скандал, во время которого я впала в состояние аффекта – я помню лишь обрывки видения своих рук, отбрасывающих от меня разъяренного мужа и обрывки фраз, которые я ему кричала: «Ты разбил мне жизнь, я тебя ненавижу, если бы ты только знал, КАК СИЛЬНО я тебя ненавижу!». Муж замолчал и ушел в другую комнату, где просидел около часа. Я же с победным видом носилась, сбрасывая вещи в чемодан – я не знала как, но мы едем домой. И тут случилось чудо, которое мог сотворить только Сам Истинный Бог: муж тихо подошел и кротко сказал мне, что отпускает нас. Правда, денег у него нет, но, если они есть у моих родителей, пусть вышлют, и он купит нам с сыном билеты. Родители на радостях, что этот ад закончился, выслали денег, через несколько дней мы уже ехали в аэропорт. Муж понимал, что это может быть нашей последней встречей, но все время говорил и строил планы, как мы скоро вернемся, как поедем в Сирию в гости к родителям. Но я твердо знала, что уже никогда не вернусь в прекрасный Бахрейн.
