Да я и ощущала себя никем. Проглотила язык от робости. Втянула голову в плечи.
Рейка и Иттана передали на растерзание лекарям – настоящим, а не поддельным гарнизонным, – а Леневра осталась наедине со мной. Приказав принести в гостиную кофе, хозяйка замолчала, бесцеремонно рассматривая меня. Я вжалась в мягкое кресло – точнее, утонула в его нутре, – сцепила руки в замок.
Служанка внесла поднос, расставила на низеньком столе посуду: фарфоровый кувшинчик и два чайничка. Из первого разлила по чашкам нечто темно-коричневое, почти черное. И все это она сделала бесшумно, будто ее и не было в комнате.
– Сливок? – спросила учтиво, и я аж дернулась от неожиданности.
Она умеет говорить!
Леневра от сливок отказалась, я – тоже. Уж не знаю, из чего готовят кофе, но этот напиток вышиб дух. Крепкий и невозможно горький, маслянистый, гадкий. Я едва удержалась, чтобы не сплюнуть на белую шерсть, которая устилала пол.
– Положи сахара, – подсказала Леневра и протянула кувшинчик с белыми песчинками, искрящимися в свете солнца.
Песчинки напомнили соль, ту соль, которая разносила людей на ошметки и обрушивала здания, а потому я замотала головой. Нет-нет-нет. Не нужен мне сахар.
Ладони вспотели от волнения.
Леневра Рене допрашивала мягко, но настойчиво, забираясь в глубь души, требуя подробностей. Иногда перескакивала с темы на тему.
– Ты спишь с тем слепым мужчиной? – поинтересовалась она зачем-то между вопросами о гарнизоне и поисковиках.
Я стушевалась.
– Значит, да, – подтвердила свои догадки Леневра. – А с Рейком?
– Нет, что вы! – возмутилась я.
За кого она меня принимает?..
Женщина пожала плечами, мол, странно. Видимо, для себя она решила что-то иное.
Со стороны, наверное, наша беседа за кофе напоминала общение двух подружек – иногда я подглядывала, как на открытых террасах ресторанчиков женщины, одетые в красивые платья, болтали о том да о сем. Но по сути это был допрос. Леневра вытаскивала информацию клещами, ненадолго прерываясь на какие-то безобидные расспросы.
– Откуда ты родом? – Леневра приняла из рук служанки горку чего-то сдобного на блюдце и отколупала ложечкой кусочек. – Попробуй, моя кухарка готовит непревзойденные миндальные пирожные.
Так вот как выглядит пирожное? Я пристально уставилась на блюдце. Кейбл употреблял это слово, когда хотел утешить меня, но настоящих пирожных я никогда не пробовала.
«Ничего, скоро мы разбогатеем, и тогда ты будешь есть пирожные ежедневно», – вот что говорил он. А я представляла нечто сладкое, облитое карамелью, большое и, разумеется, дорогое-дорогое.
Увиденное разочаровало настолько, что от обиды запершило в горле. Вопрос забылся, но Леневра терпеливо повторила.
– Я из Затопленного города, – ответила я, рискнув съесть кусочек.
Непослушная ложка – кто придумал делать их такими маленькими? – никак не могла ухватить тесто, потому пирожное превратилось в бесформенную кучу.
– А твой друг?
– Он из верхних. – Леневра непонимающе изогнула бровь, и я объяснила: – Он какой-то граф. А еще преподавал в академии, во!
– Занятно, – хмыкнула хозяйка и совершенно не поверила в сказанное.
Ну и ладно, Иттан убедит ее сам. Позже. Когда лекарь-колдун вернет ему зрение.
Вопрос-ответ-вопрос. У меня пересохло в горле. Я рассказала все, а взгляд скользил по гостиной. По диковинным цветам в напольных вазах и окнам, занавешенным тяжелыми кусками ткани. По картинам на стенах. По крепко сложенному камину, решетка которого была выплетена в форме виноградной лозы.
Я не представляла, как жить в таком месте. Ну, догадывалась, что богатеи существуют как-то иначе, но чтоб так… Неужели их не слепит блеск бокалов и начищенных серебряных ложек? А ковры? По ним же не пройдешь босыми ногами! А если заляпаешь руки в соусе, когда будешь есть свиные ребрышки (я считала, что все аристократы без исключения питаются ребрышками), – и запачкаешь белоснежную скатерть?
«Никогда не поселюсь в богатом доме», – пообещала я себе. Даже если окажусь настоящей вестницей и передо мной откроются любые дороги, слепящей роскоши я предпочту покой и уединение. Желательно с Иттаном.
Вдвоем… Мы обжились бы в домике у моря. Иттан бы колдовал, я – читала книги. А вечерами, укутавшись в теплый плед, сидели бы вместе на берегу и кидали в безмятежную воду камешки.
Я бы грелась его дыханием.
Покраснела от мысли, что уже связала наши жизни в одну. Его-то мнение спросить забыла.
– Позволишь отойти? – Леневра поднялась. – Прошу прощения.
– А? – не поняла я, сбитая с мысли. – За что же извиняться?
Хозяйка выдавила улыбку.
– Ах, правила хорошего тона, и не более. Я проведаю Рейка. Тебя пока развлечет Алика. – Она хлопнула в ладоши, и на пороге застыла миниатюрная брюнетка в белом фартуке и простом платье из шерсти. – Алика, милая, не дай нашей гостье заскучать.
Девушка плюхнулась в кресло, где, видимо, сидела редко, с наслаждением вытянула ноги. Наверное, лет ей было меньше, чем мне, зато уверенности, осанистости, даже высокомерия – не занимать.
Общение не клеилось.
– А как ты сюда устроилась? – ради того, чтобы поддержать разговор, спросила я, доев-таки пирожное.
– Не надейся. – Служанка окинула меня с пренебрежением. – Тебя не возьмут. У меня тут бабка пашет, мамка на кухне возится, и я вот на подмоге. Но работать приходится – будь здоров! Хозяйка лютует, особенно сейчас, когда… А-а-а, ты ж не зна-а-аешь.
Она протянула последнее слово с наслаждением, будто ей была известна некая запретная тайна.
– Не знаю что? – полюбопытствовала я.
– Год назад хозяйка полностью лишилась истинной силы. Нам она причин, ясное дело, не сообщила, но поговаривают, – служанка понизила голос до шепотка, – что не обошлось без темных чар! Так вот теперь она сама не своя, зато о дочери вспомнила, письма ей длинные пишет и вечерами о ее здравии молится. Я сама слышала!
– М-м-м, – кивнула я.
Для меня что белые чары, что черные не представляли никакой важности. Я магию-то впервые увидала, когда познакомилась с Иттаном.
Не терпелось увидеть его. Я отставила блюдце.
– Отведи меня к моему другу, – попросила Алику.
– Не велено, – отказала та, засунув палец в нос и с удовольствием поковыряв в нем. – Впрочем, почему бы и нет. Пошли! – Она вскочила на ноги. – Дом заодно покажу.
Я едва успевала отслеживать переплетение коридоров и лестниц. Изредка Алика показывала на какую-то дверь и бросала:
– А это комната хозяйки.
Или:
