Так бывает. Совсем недавно он был деканом светлого факультета величайшей магической академии страны, а сегодня – никто, ибо в Затопленном городе безразличны статусы и регалии, а уж на нижних ярусах даже имя не имеет никакого значения. Ниже только твари, которые дышат громко, царапают стены ногтями, дерутся насмерть за кусок мяса. Они не лезут наверх. Пока.
Тут, внизу, не жили, но выживали самые отчаянные и отчаявшиеся; те, кому не нашлось места ни в голодных трущобах, ни во влажных туннелях верхних ярусов.
Умирающего Иттана – точнее, те ошметки, что от него остались, – нашли местные дети. Именно они, осмотрев «мертвеца» и ощупав его карманы, поняли, что он дышит, и побежали к единственному знахарю нижнего Затопленного города, деду Захарию. А тот сказал:
– Помогите донести. Выходим.
Иттан всего этого, конечно, не знал. Гораздо позже он проснулся в холодной нише, лишенной очага, и его то знобило, то бросало в жар. А рядом суетилась какая-то женщина, руки которой были мягки и теплы, и уговаривала проглотить хотя бы ложку похлебки. На вкус та напоминала чистый спирт. Он плевался, но пил.
И вновь забытье. Чернота, в которую прорывается пламя. Оно лижет пятки и щеки, сжигает Иттана, превращая его в головешку.
– Живи, маг. Живи, чтобы спалить белый свет, – шептало пламя.
После – холод ниши, ласковые уговоры. Вода, бесконечно сладкая и вкусная. Он захлебывался ею, но не мог оторваться ни на миг.
Когда сознание задержалось в теле на долгую секунду, Иттан попытался расспросить женщину с теплыми руками, где он. Вместо слов вырвался не то стон, не то сип.
– Ой! – охнула женщина. – Захарий, он очнулся!
Но тогда Иттану не было суждено узнать, кто таков Захарий, потому что подруга-темнота вновь прикрыла ему веки.
– Позже, маг. – Мурашками пробегало по залатанной коже. – Не торопись.
– Кто ты? – спрашивал Иттан без слов.
– Зови меня Тьмой. И я приду, чтобы наказать твоих обидчиков. Ты увидишь, как они истекут кровью, а на руинах их города я выстрою лучший.
Зато в следующий раз он проснулся от едкого запаха. Закашлялся.
– Поздравляю со вторым рождением, мальчик. – Голос прорывался сквозь скрипучий шум в ушах.
– Что со мной? – Иттан попытался рукой нащупать опору, чтобы приподняться.
– Лежи, не то швы разойдутся. Пей лучше.
Человек подал ему тяжеленую кружку, полную воды.
– Швы? – Иттан пил жадно, пальцы тряслись, и вода ручейками стекала по подбородку. – Еще!
Затем он провел пальцами у лица и с удивлением отметил, что в глазах медленно проясняется. В темноте то тут, то там мелькали пятна тусклого света. Они словно прорывали темную повязку.
– Не торопись. – Человек отнял кружку. – Лежи.
И тогда Захарий – разумеется, имя его Иттан узнал позже – рассказал, как нашел в низинах тело, изломанное и серое, бьющееся в предсмертной агонии. Но дышащее.
– С такими ранами не выживают, – прокряхтел Захарий, промокнув намоченной тряпкой лоб Иттана. – А на тебе все как на собаке зажило, за пару недель кости срослись. Ты – полукровка небось какая-то?
– Да, – согласился Иттан.
Какая разница, кем он был до того, как «переродился»?
Он действительно ощущал себя… неплохо. Слабо и вязко; кости ломило, в горле было сухо, кровь пульсировала толчками. Но он выжил. И это было странно.
Существо, говорящее с ним сквозь сон, тоже было странным.
Или некто с именем Тьма только чудился израненному рассудку?
– Оно и видно. – Захарий суетился рядом, и Иттан рассмотрел – увидел! – испещренное морщинами лицо старого человека, пергаментную кожу и сморщенные губы, чуть подрагивающий кончик носа. – Повезло тебе, что малышня ко мне прибежала, ну, я помог, чем смог.
– Вы – лекарь?
Дед почесал лысую голову.
– Как сказать. Магии обучен не был, да отец мой знахарем был, ну и я от него научился, как силу применять, чтоб людей лечить.
Все ясно, маг-самоучка. В любой деревеньке или городе поменьше были такие; многие даже не представляли, что им способности дарованы богами и что силу можно развивать и увеличивать.
От кончиков пальцев знахаря исходило живительное тепло, но Иттану оно почему-то не нравилось. Казалось чужеродным и даже разрушительным.
Выздоравливал он быстро и уже вскоре смог вставать с лежанки. Узнал, что к Захарию приходят за помощью со всех ярусов Затопленного города: кто с ранениями, кто при тяжелых родах, кто с сущей мелочью. Дед не отказывал никому. Денег не просил, но от еды не отказывался. На то и существовал. Познакомился Иттан и с помощницей Захария, женщиной с теплыми руками, которая не стала называть своего имени.
– Нет у меня его, – буркнула она.
А Захарий после пояснил:
– Не любит прошлое вспоминать. Я ее так же, как и тебя, пару лет назад из лап смерти вытянул, ну, она и прибилась ко мне. Тогда-то и решила, что будет безымянной, чтоб ничего из былой жизни не сохранилось.
Дом – если четыре норы в земли можно назвать домом – Захария стоял у самого обрыва нижнего яруса. Оказалось, что вверху Затопленного города живет «элита», здесь же – те, кто слишком беден и слаб, чтобы выбить себе местечко поближе к солнцу. Целые семьи, обреченные на вымирание, этого солнца и не видели никогда. Почти все они были незрячи, потому как в низинах любая лучина считалась роскошью. Кто-то боролся, цепляясь за любую возможность заработка. Самые храбрые мужчины шли охотиться на тварей, но возвращались редко. Другие уходили служить, чтобы высылать женам и детям, тощим как веточки, хоть какую монету. Женщины продавали себя. Дети – тоже.
Иттану было некуда идти. Для отца и матери он погиб, Тая – у Кейбла, слава о котором была самой недоброй. Ее непременно нужно спасти, но для начала спасти бы себя…
К тому же, по слухам, Кейбл Таю обожал, а уж после возвращения чуть ли не боготворил: исполнял любой ее каприз, запрещал говорить о ней плохое.
Неужели и правда король Затопленного города влюбился?
В общем, наверх идти рано. Иттан был слаб, а потому попросил о временном убежище. Захарий согласился приютить гостя на месяц.
Иттан часто бродил меж разрушенных, обваленных зданий нижнего яруса. Он слышал еще от Таи, что когда-то этот город стоял сверху, но после, погребенный водой и камнями, навсегда скрылся с глаз людских. Уж не прокляли ли его боги?
Он ходил неспешно, прислушиваясь к нытью в ослабшем теле. Ноги не слушались, но Иттан упрямо ковылял дальше. Слишком долго он валялся в постели. Слишком много времени Тая пробыла с Кейблом.
Иттан гулял и тогда, когда женщина с теплыми руками, задыхаясь от бега, нашла его.
