– Да не дергайтесь вы, почтенный дядюшка нашей Бруни! – не выдержала наконец Ники. – Я не кусаюсь и почти не плююсь ядом! Лучше давайте выпьем за здоровье молодых!
– Дело говорите, моя госпожа! – поддакнула Ванилька, посаженная с Персианой рядом с Пипом. – За молодых!
Она периодически оборачивалась в сторону трона, посылая шуту воздушные поцелуи и многообещающие взгляды – ведь ничто так не способствует оживлению чувств, как отчаянная ссора с жарким примирением!
Короля Йорли и королеву Орхидану посадили слева от новобрачных. Принц Колей любезно ухаживал за ними и казался паинькой. Во время и после церемонии в храме он вел себя тише воды, ниже травы, будто смирился со своей участью, – видимо, о правилах поведения напоминала непреходящая попная боль. Однако король, к сожалению, слишком хорошо знал своего сына!
За одним из ближайших к трону столов разместилась делегация из Драгобужья. Гномы хором говорили тосты, дружно вставали и кланялись, молча выпивали, синхронно крякали, садясь на место, и периодически сверялись с часами: время подарков новобрачным и их родственникам еще не пришло, а дар от Гильдии механиков, созданный под негласным патронажем драгобужской короны, должен был стать гвоздем программы.
Ее светлость рю Филонель как официальная фаворитка имела привилегию стоять рядом с королевским троном, что сейчас и делала, красуясь в новом наряде – успела переодеться, пока гостей провожали во дворец и рассаживали. В платье из золотой парчи, тот самом, что вначале предполагалось надеть на вечерний бал, она казалась столпом божественного пламени, богиней, сошедшей с небес на землю. От одного взгляда на нее у мужчин замирало дыхание, зато принимался активно шевелиться маркер собственного достоинства.
– Дорогой, – тихо пропела она, наклонившись к его величеству, – я знаю, как вам важен этот договор с Драгобужьем, но скажите мне, когда уже наши драгоценные коротконогие гости покинут дворец? От их запаха у меня болит голова!
– От какого запаха? – удивился Редьярд. – Пива?
– Металла и кож! Головная боль… – Агнуша искусно поморщилась. – Не способствует энтузиазму любой женщины… Вы понимаете меня, ваше величество? А я, рядом с вами, всего лишь слабая женщина!
– Ваша головная боль, моя золотая, есть проявление расовой нетерпимости, – осклабился король. – Меня всегда удивляло, как при подобной нелюбви к гномам вы осмеливаетесь регулярно пользоваться мастерством нашего дорогого Артазеля?
– Истинный талант выше любых предрассудков!.. – пробормотала герцогиня и закрыла тему, так ничего и не добившись.
Из Большой Бальной залы уже доносились звуки музыки – это разыгрывался королевский оркестр, собираясь расшевелить гостей. Когда те начали реже тянуться к яствам, мастер-распорядитель пригласил всех танцевать в тот самый зал, где должен был состояться, но не состоялся Ежегодный бал Магического сообщества.
– Будем танцевать? – посмотрев друг на друга, одновременно произнесли Бруни и Аркей.
Одна – с предвкушением, другой – с опаской. И рассмеялись.
– Люблю тебя, жена моя, – целуя Бруни и подавая ей руку, сказал принц. – Идем танцевать! Про испорченные туфельки я уже предупреждал?
– Было дело! – покивала Матушка. – Но все оказалось не так страшно, как ты описывал!
Чуть в стороне от них принц Колей говорил герцогу Оришу:
– Я сегодня не танцую, так что прошу вас, герцог, проследить за тем, чтобы моя… – он запнулся, – супруга не скучала на балу. Надеюсь, она любит танцевать?
– Вполне понимаю вас, ваше высочество, – Фигли был наслышан от короля Йорли о воспитательных мероприятия, предпринятых его величеством Редьярдом по отношению к сыну, и потому скрыл улыбку, – и непременно пройдусь с драгоценной племянницей пару кругов в танце!
– Вы любите ее как собственную дочь! – заметил Колей. – Это делает вам честь!
Герцог, испытующе взглянув на него, честно ответил:
– Я хотел бы иметь дочь, подобную Оридане, но Творец не дал мне детей в браке. Супруга моя, да будет покойно ее последнее пристанище, скончалась десять лет назад от тяжелой болезни. Связать свою жизнь с другой женщиной я не готов. Семья сестры стала мне родной. Чем старше становишься, ваше высочество, тем больше ценишь то, что не купишь: сердечное тепло, родственные узы и душевный покой!
– Мне до этого еще далеко! – рассмеялся Колей. – Однако я завидую вашей мудрости, герцог!
За противоположным концом стола Троян рю Вилль склонился над архимагистром Никорин:
– Ники-Ники, я целый день мечтал увидеть тебя без этого костюма!
Та подняла брови:
– То есть голой?
– Не здесь, Ники, не здесь, – интимным шепотом сообщил Троян. – Вообще-то я имел в виду платье для танцев! Неужели ты откажешь нам с его величеством в радости, а ее светлости рю Филонель в таком сильном чувстве, как зависть?
Полуобернувшись, Никорин встретилась взглядом со взглядом герцогини. Если бы это прикосновение могло искрить – дворец взорвался бы тысячами фейерверков!
К прекрасной эльфийке не менее прекрасная Ники испытывала неоднозначные чувства. Агнуша притягивала ее недостижимой людям мудростью расы, считающей Богов не Богами, но старшими братьями и сестрами. В эльфийском языке не существовало единого слова, именующего богов, но было слово «каскарты», означающее старших родственников обоего пола.
Однако время, когда Ники робела перед эльфами, прошло. Некоторые из них уже миновали тысячелетний рубеж, но в такой долгой жизни не было ничего хорошего, сейчас архимагистр это прекрасно понимала. Постоянное существование стирало краски, делая мир серым, а сердце – мертвым. Тот, кто достиг подобного, однажды оказывался перед выбором – влачить жалкое существование полуживого полумертвеца, как делали большинство эльфов, закрывших Лималль от внешнего мира, или пытаться искать развлечений на стороне. Страстей, которые хотя бы ненадолго вернут яркие эмоции и трепетный ток горячей крови. Поэтому Ники понимала честолюбивую рю Филонель, сменившую потускневший хрусталь Лималля на возможность взойти на ласурский трон. Разве она сама не делала то же самое? Разве не выбрала в качестве своей основной задачи не тоску многолетнего существования, а мир и покой Родины? Но приземленность чаяний герцогини архимагистра разочаровала. С момента появления Агнуши при дворе Никорин, не вмешиваясь, наблюдала ее попытки дотянуться до трона. С одной стороны, она надеялась на разумность Редьярда, с другой – понимала, что ничто человеческое королю не чуждо. Была и еще одна причина – уникальность самой Ники. Ей, Сообщающемуся Сосуду, грозило существование куда более долговечное, чем любому из ныне живущих эльфов. И с этой точки зрения она обращала внимание на дворцовые интриги не больше, чем обычный человек – на деление инфузории-туфельки. Что, впрочем, не мешало ей по старинной матросской привычке иногда щелкать эльфийскую гордячку по носу.
– Кажется, ты меня уговорил! – Ники лукаво посмотрела на рю Вилля. – Пойду переоденусь.
