— Хорошо, — улыбнулась я. — Кофе — и по домам. Завтра на работу. А я еще и дежурю.
— А вы уснете? После кофе? Он крепкий.
— Целитель — это такой человек, который засыпает, как только тело приобретает устойчивое положение в пространстве.
— Тогда пойдемте в дом.
И Андрей Николаевич выпустил меня.
— Так вот откуда в доме появилась джезва, зерна кофе и кофемолка. — Я внимательно наблюдала, как он священнодействовал.
Он лишь улыбнулся:
— Не хотел вас оставлять, но дел было много. А без кофе я очень плохо соображаю.
— То покушение, — проговорила я. — Их поймали?
— Одного — нет. — Он как раз разливал кофе по небольшим белоснежным чашечкам костяного фарфора. — Но не сказать, чтобы мы плохо старались. Пойдемте к столу? Может, вам молока подать? Только я не уверен, что оно тут есть…
— Не беспокойтесь.
— Вам не нравится кофе? — спросил он через какое-то время.
— Я не знаю, нравится он мне или нет. Очень горячий. Я не могу такой пить.
Андрей Николаевич хотел, видимо, что-то спросить, но я поднялась с кресла — он немедленно тоже поднялся.
— Зачем вы это делаете? — спросила я.
— Что именно?
— Вскакиваете, когда я встаю.
— Не знаю…
Он удивленно посмотрел на меня.
* * *
— Это был один из лучших дней в моей жизни, — тихонько сказала я, когда мы прощались около моего дома.
— И в моей… тоже, — отозвался он и протянул мне руку. Я подала свою. Он галантно, как-то по-придворному склонился и поцеловал мою ладошку.
Столица. Почти год назад.
Конец января. Он
Настроение было ужасным — уже трое суток Андрей Николаевич был в командировке. В очередной раз убедился: как ни проверяй, все ли готово к зиме, — все равно она придет неожиданно. Как будто наместники никак не могут привыкнуть, что Поморье — северная страна. И ведь так искренне каждый раз удивляются и метелям, и заносам, и тому, что дома отапливать надо. И чем севернее губерния — тем искреннее удивление от капризов погоды. Может, чиновников надо целительницам показывать — а то все забывают, что зима придет… Что будет суровой — как и положено в данном регионе, если вспомнить простейший курс школьной географии. Что снег все равно выпадет. И что его необходимо будет убирать…
Так что трое суток он носился по региону — и пугал. Проверял. Гневался. Потом на заключительном совещании уже спокойно сообщил, что его императорское величество разрешил ему, своему доверенному лицу, оформлять конфискацию имущества в пользу казны.
— Так что, господа, если вы не изыщете средств, чтобы нормально пережить эту зиму, без очередных бедствий и чрезвычайных ситуаций, то их изыщу я лично.
Они как бы клялись, он как бы верил. Казалось бы — театральное действо. Однако действовало же! С тех пор, как он взял за практику методично объезжать и пугать, — количество экстренных мероприятий стремительно сократилось. Но только Небеса знают, как же ему все это надоело…
В столицу пришли снегопады. В этот раз какие-то особенно снежные…
Ирина задерживалась. Князь давно выдал ей амулет связи — чтобы они общались, когда он уезжал. Договаривались о встречах, о времени, когда она выходит с работы. Он всегда ждал ее на другой стороне улицы — подальше от любопытных глаз.
Радомиров посмотрел на здание госпиталя — яркая, теплого оттенка подсветка, горят окна.
— Где же ты, девочка моя?
И насмешливо улыбнулся — слышал бы его кто-нибудь из знакомых. Хотя бы один из генерал-губернаторов. Хотя нет, не дай Небеса. Его позиция при дворе как доверенного лица его императорского величества была незыблема еще и потому, что у него не было слабостей. А значит, не было болевых точек.
Так что на его привязанности к этой девочке — если бы узнали, обязательно бы попытались поиграть…
Он уже собрался, послав к Небесам свою конспирацию, отправиться в госпиталь и узнать, что произошло, как увидел ее.
— Ира! — Он бросился туда, на свет, обнял ее, уже ни о чем не думая, — настолько потерянной она выглядела. — Что? Что случилось?
— Он умер, — выговорили ее губы. — Я ничего не смогла сделать.
— Бедная моя девочка… — прижать ее к себе крепко-крепко, жалея, что невозможно забрать хотя бы часть ее боли.
— Ирина Алексеевна, — раздался знакомый голос княгини Снеговой. — Нельзя так реагировать. Смерть — это неотделимая часть жизни. А мы можем исцелять, но никак не воскрешать. Смиритесь с этим. Вы и так сделали все возможное. Вам не в чем себя упрекнуть.
Девушка дернулась, чтобы высвободиться из объятий. Но он не собирался ее отпускать. Поэтому она развернулась, а князь, стоя за спиной Ирины, продолжил ее обнимать. В конце концов, он практически всесилен в этой стране. Уж высший свет он как-нибудь выстроит, а ее общение с этой клоакой можно свести к минимуму — и пусть себе она лечит людей по-прежнему. Только надо будет охрану усилить.
— Отправляйтесь домой. Вон — молодой человек… ждет…
Тут супруга князя Снегова его узнала.
— Добрый вечер, — произнес он, отрицательно качая головой и приказывая этим жестом ей молчать.
— Вам придется объясниться, — холодно сказала княгиня, но вняла безмолвному приказу. И не стала раскрывать его инкогнито.
— Я могу нанести визит завтра? Перед тем, как вы отправитесь на службу?
— Безусловно, — склонила голову целительница. — В семь пятнадцать. Хорошего вам вечера.
И она удалилась.
Хлопок — и он перенес Ирину в свое поместье у моря.
— Я что-то сделала не так? — напряженно спросила девушка. Она высвободилась из его объятий, подошла к огромному, во всю стену окну и уставилась в кромешную темень, пытаясь разглядеть за ней море и небо. — Наталья Николаевна гневалась.
— На меня, как я понял, — улыбнулся он, подходя и обнимая. И почему он не принял решения жениться раньше? Мучился почти месяц? Придумывал себе глупости всякие…
— Вы что-то сделали не так? — продолжила между тем выспрашивать Ира.
— Княгиня Снегова переживает за вас. — Он легонько поцеловал волосы любимой. — И хочет узнать мои намерения.
— Ваши намерения…
Она обернулась, посмотрела на него, оглядела огромную гостиную его дома. Распахнула глаза, словно просыпаясь. И князь словно прочел ее мысли, которые понеслись вскачь, словно подковами по брусчатке мостовой: неприлично, недостойно, недопустимо… Он понял: ей стало стыдно. Она с такой легкостью, даже не задумываясь, откинула все нормы поведения, приличия, не раздумывая, оставалась с ним наедине. И ей было так хорошо, так спокойно, что она даже… позволила себе мечтать. Он был уверен в этом.
