Он обнял Иру еще крепче. Понял, что она гладит его по голове.
— Ничего, — проговорил он. — Все хорошо…
И отправился с ней на руках туда, куда собирался, — в библиотеку.
— Я — князь, и мне положено музицировать. И потом, у меня для тебя сюрприз. Я кое-что написал. Для тебя.
— Ты — музыкант? — удивилась Ирина.
— Нет конечно. Но меня учили — как и всех. Уроки эти я любил, поэтому надеюсь доставить тебе удовольствие!
— С ума сойти!
— Только не смейся… прошу.
— Я не буду…
Он удивительно легко и изящно уселся за рояль, нежно тронул клавиши. Тихая, нежная мелодия укутала ее плечи. Ласково, но настойчиво подтолкнула в мир грез, и Ирина пошла за ней — туда, где звенящая вьюга, туда, где жемчужное море, где хрустальные замки и прозрачные льды. Туда, куда нестерпимо манил уютный бархат его чарующего голоса:
Это первый раз в моей жизни,
Когда с каждым ударом сердца,
С каждой упавшей снежинкой,
Где-то в этом же самом ритме
Дышит Счастье…
Тихо, несмело, но ты знаешь —
Спокойно, ровно…
Так, как будто оно вдыхает
Запах моря…
Ах да, снежинки…
А снежинки ему не мешают!
Они тихо плывут над морем,
Ищут место, где мне с тобою
Очень было бы хорошо…
Хорошо так стоять, обнявшись,
И дышать… тихо, несмело,
Попадая ударом сердца
В ритм падающих снежинок,
Понимая, что запах моря —
Это первый раз в твоей жизни…
Если что-то ты вдруг услышишь,
Между ударами сердца,
Тише шелеста снежного вальса,
Где-то в этом же самом ритме,
То запомни —
Так
дышит
Счастье…
— Ирочка, почему ты плачешь? — склонился он над ней, когда закончил читать.
— Не знаю… — вздохнула она. — Это словно сказка. Словно чудо. Словно не со мной…
— Меня тоже мучит эта мысль. Мысль о том, что придется выйти из этого дома, вернуться…
Она забралась к нему на колени, уткнулась в плечо:
— Но мы ведь всегда сможем убежать сюда ото всех?
— Конечно, — солгал он.
Джанхот. Она
Какая-то недоговоренность повисла между нами, как пелена дождя… Как-то резко стало не о чем говорить, зато было о чем подумать. О нем, о его положении, о нашем неравном браке. О своем недопустимом поведении — как с точки зрения норм поведения, так и собственных принципов. О том, что я вынуждена буду поменять свою жизнь…
Рассвет приближался, время на светящемся шаре мигало яркими цифрами, как когда-то на моей брошенной кухне, где я спасала незнакомца. Тогда я с ними разговаривала — со светящимися шарами. У меня даже было три знакомых шарика со Снежного бульвара. Я была уверена, что эти трое, что провожали меня до дома, — каждый раз были одни и те же. Надо будет их навестить. Поделиться своими страхами и сомнениями, как в старые добрые времена. Небеса, что же я делаю со своей жизнью?
Посмотрела на Андрея — кольнула зависть. Лежит и сладко сопит. «Это первый раз в моей жизни»… Первый раз в моей жизни у меня были отношения. С моим первым мужчиной.
Я вспомнила его приказ — холодный, надменный — когда опять сунулась убрать со стола:
— Оставь ЭТО немедленно! Ты не прислуга.
И меня опять подхватили на руки и унесли в спальню.
Вспомнился его голос, которым он говорил с молодыми людьми…
Кто же ты, Радомиров Андрей Николаевич, Великий князь, мой жених? Какой ты на самом деле? Будет ли мне место рядом с тобой?..
А вот странно: когда меня разыскивали сотрудники князя Радомирова — они ведь не могли не поговорить с целительницами? Значит, женщины лгали. Но меня не выдали…
Первые несколько месяцев после бегства я металась по стране. Обращалась ко всем знакомым целительницам, консультировалась у всех, кого знала, — раз за разом выслушивая свой приговор: ждать и не покидать то место, где я потеряла Дар.
И я прибыла в Джанхот. Купила дом, но не смогла просто сидеть в нем и страдать. Подумала, где еще могут пригодиться мои знания, — и устроилась в ближайшую школу для девочек — преподавать биологию и химию. Дети помогали чувствовать себя живой. И нужной… А сейчас мне придется все это бросить.
Появилась своя жизнь — как-то незаметно обросла за год знакомствами в этом городке. Даже, неожиданно для себя, подружилась с несколькими молодыми учительницами. Я привыкла вести дом, вести свое хозяйство. Поскольку деньги надо было экономить, научилась готовить. И убирать. Поняла, что меня это успокаивает…
Подлетел шарик, хотя я не призывала — пять утра. Все-таки они живые, эти шары. Посмотрела на спящего Андрея. Вспомнила, что ему надо много спать, чтобы восстановить силы, — и тихонько выскользнула из кровати.
Да в самом деле! Ладно — свою жизнь! Почему я должна менять себя?! Вот есть у меня потребность со стола убрать — потому что так правильно. Потому что потом отскабливать посуду будет проблематично — даже если не я ее буду мыть! А это… холодное высокомерие, это возвышенное патрицианство… В моей семье относились к этому с презрением и так же воспитывали меня.
Я вытерла глаза, услышала скрип половицы. Поняла, что не одна, — и резко повернулась.
Великий князь Радомиров выглядел не лучшим образом. Всклокоченные волосы, щетина, лицо в темную точку. Расстроенный вид, тоска в глазах.
— Ваше сиятельство! — поприветствовала я его. И даже попыталась изобразить реверанс.
Он тяжело вздохнул, как-то странно на меня посмотрел, словно ожидая увидеть на кухне кого-то другого.
— Разве вам положено вскакивать в такую рань? Как какой-нибудь прислуге?
— Я подумал, что это вестовые, — хрипло произнес Андрей. — Хотел распорядиться, чтобы они ушли.
— Что так?
— Не хотел никого видеть.
— Даже так…
Я сняла фартук, бросила — и отправилась домой. Прочь отсюда.
— Ира, — перехватил он меня на пороге и обнял. — Ира… Я подумал, что ты ушла. Я тебя слышу, я тебя чувствую. Ты додумала свои мысли, встала, оделась и ушла.
— Почему же ваше сиятельство не остановили меня?
— Ира… — Князь устало закрыл глаза, и у меня закрались большие подозрения насчет его сладкого сопения ночью. — В отличие от тебя я представляю — в деталях, — насколько тебе будет тяжело… Это не считая того щекотливого момента, что я подставляю тебя под пули и бомбы тех, кто ненавидит меня. Я всю ночь думал — насколько я имею на это право…
