Мысленно я уже сосредоточилась на деталях того, что мне предстояло делать. Стала проигрывать в голове все этапы операции… Пятилетняя девочка с ожогами. Очень тяжелая.
Я пошла в купальню, разделась, вошла в кабинку. Радужный шарик отделился и подплыл ко мне. Я взяла его в руки и прижала к себе, как котенка. Вспомнила своих друзей со Снежного бульвара… Кошмар. Я глажу шары как котят, дружу с ними… Хорошо, княгиня не видит — точно бы от операции отстранила за подобные выходки.
— Тридцать восемь и пять, — попросила я температуру воды.
Через двадцать минут я уже подходила к операционной. Сестра повязала мне передник.
— Как вы? — спросила меня княгиня Снегова перед операцией.
— Все хорошо, — ответила я ей как можно спокойнее.
— Ирина Алексеевна, вы как, уверены в своих силах?
— Я справлюсь. Я смогу.
— Хорошо, — улыбнулась начальница. — Идите. И не дайте себя сломить.
Операция действительно была сложная. С ожогами хирурги не любили работать. Особенно с такими обширными, какие были на пятилетней девочке. Она была дома одна, прорвало трубу с горячей водой. Водяное отопление — это было то, что ненавидели все целительницы. В домах небогатых людей вместо нормального отопления магическими шарами были подведены эти ужасные трубы. А кипяток — это всегда кипяток… Рано или поздно рванет… Поэтому несчастные случаи происходили достаточно часто.
Вот и в этот раз… Ребенок, вместо того чтобы бежать, решил посмотреть, что случилось. Теперь я буду пересаживать ей кожу, сращивать, подпитывать энергией, чтобы она прижилась. И молить Небеса, чтобы все получилось.
— Начали, — скомандовала я и забыла обо всем. Все осталось за белой дверью операционной.
В какой-то момент вдруг показалось, что не хватит энергии. Меня ощутимо повело. Тревожный взгляд ассистентки. Шар с мигающими голубыми цифрами подплыл поближе — двенадцать минут. Цифры расплываются. Собираются снова — двенадцать минут сорок восемь секунд. Еще чуть-чуть… Я справлюсь!
Зачерпнула энергии в браслете. Стало легче. В голове прояснилось. А там еще чуть-чуть… Терпеть… Заживлять. Терпеть. Все. Справилась. Можно в купальню, потом провести обход, заполнить истории.
Кровь бурлила от радостного возбуждения — у меня получилось! Я победила. Себя, свои чувства, весь мир! Улечься в кабинете и заснуть — как было положено по инструкции — у меня не получалось.
Хотя, когда через пару часов меня отправила спать заведующая, я заснула. И мне, к счастью, ничего не снилось.
Меня не стали будить — и я проснулась, когда уже стало темнеть. Посмотрела на часы — шестой час. Надо подниматься, обойти еще раз своих пациентов в палатах. И, конечно, сходить в реанимацию, навестить девочку, которую я сегодня оперировала.
Я уложила волосы и уже надевала на голову платок, когда раздался осторожный стук в дверь.
«Андрей!» — руки слегка задрожали. И с чего это? Не из-за паники же…
Подошла и открыла.
— Ваше величество? — изумилась я.
— Да, это я, — кивнула Мария Алексеевна. — Не ожидали меня увидеть?
— Нет.
Я продолжала стоять на пороге.
— Вы позволите? — улыбнулась она.
— Простите. — Я отступила. — Проходите, пожалуйста.
Мы снова были на «вы» и очень смущались. Обеим было неловко за спонтанный дебош накануне. Императрица уже переоделась. Как всегда — обворожительна, безупречна, ослепительна. На ней был костюм, идеально подходящий для того, чтобы встретиться с княгиней Радомировой после того, как они с этой самой княгиней выпили из горла две с половиной бутылки вина из запасов пищеблока главного госпиталя Империи и яблочками закусили… Вот… Как ей это удается?!
— Я выписалась. Наверное, поеду к себе в поместье. Я хотела… Сказать вам спасибо.
Императрица смотрела прямо в глаза, голос ее немного дрожал, и мне стало неловко.
— Что вы, я…
Императрица вытянула руку вперед:
— Нет-нет, выслушай меня, Ирина, прошу. Выслушай меня, пожалуйста, и давай перестанем друг другу выкать, наконец!
Мария Алексеевна порывисто вошла в мой закуток и присела на краешек дивана.
— Ну да… Как говорил отец — все-таки пили вместе, — растерянно ответила я.
Мы переглянулись и улыбнулись друг другу. Стало легче.
— Это я передала год назад ключ от поместья, где ты находилась, одной даме… А она распорядилась им по своему усмотрению. Прости меня.
Я только покачала головой.
— Знаю, что такое прощать нелегко, — по-своему расценила мое молчание императрица. — Но я действительно умею ценить дружбу и не хочу, чтобы когда-нибудь что-нибудь встало между нами. У меня никогда не было подруги. У тебя тоже никогда не было — я знаю. И я подумала…
— Сочту за честь, Мария Алексеевна. — И я попыталась сделать реверанс. Зря. Посмотрела на императрицу и спросила: — Научишь?
— Конечно!
Она улыбнулась и вытерла набежавшую слезу. Намного изящнее, чем я, сделала реверанс…
Тут раздался стук в дверь.
— Открыто, — ответила я.
— Ирина Алексеевна! — заглянула сестричка. — Пострадавший в приемном покое!
— Иду.
Я с сожалением посмотрела на императрицу. Разговор хотелось продолжить, но мои обязанности тоже никто не отменял.
— Давай так, — быстро сказала императрица. — Как только освободишься, свяжешься по кулону со мной. Я приду, перенесу нас к себе в поместье — и мы поговорим. Заодно ускользнешь от журналистов, которые караулят на выходе из госпиталя.
— Спасибо…
Пострадавшего пришлось срочно оперировать — открытый перелом берцовой кости со смещением.
Все прошло как-то легко.
Потом я обошла своих пациентов, понаблюдала за прооперированной девочкой с ожогами — она как раз очнулась.
И ближе к девяти вечера связалась с императрицей.
— Я не поздно?
Меня заверили, что мой визит будет очень кстати. Императрица пообещала покормить меня ужином — и прибыла, чтобы перенести в свое поместье.
— Только не обижайся, — сказала она мне. — Я связалась с князем и сообщила, что забираю тебя на ужин. Просто чтобы не было переполоха.
— Понимаю… — пробормотала я. Потом не удержалась и спросила: — Как он?
— Немного лучше, — улыбнулась Мария Алексеевна. — По крайней мере, императорский дворец, в котором он пьянствовал с императором… не поджег…
— Не поджег? — удивилась я.
— Ты же не знаешь… Ира, мне очень жаль. Ваш особняк сгорел…
Я не знала, что сказать, только вопросительно хлопала глазами и, к ужасу своему, приоткрыла рот… Очень изящно, нечего сказать. Императрица же вздохнула, легко опустилась в кресло, и лицо ее выражало крайнее сожаление по поводу сгоревшего дома. Это совершенно невозможно: она лань, а я медведь… Вот как с ней дружить, когда она всем своим видом каждую секунду напоминает мне о моем несовершенстве и не дает забыть о совершенстве собственном?!
