Первый секретарь Свердловского обкома КПСС Борис Николаевич Ельцин отлично понимал, что вопрос о сносе Ипатьевского дома отныне обращён к нему напрямую. Как любой наследник, он отныне должен был не только владеть имуществом бывшего хозяина, но и выплачивать его долги. Внутренний правдоборец настаивал на этом обстоятельстве особенно – а ещё напоминал о том, что умение возводить новые здания неразрывно связано с умением сносить старые.
В 1977 году в Свердловске стали поговаривать, будто бы заграничная организация ЮНЕСКО собирается включить Ипатьевский дом в список памятников человеческому варварству – и взять его под собственную охрану Это была очень серьёзная угроза, а слухи на пустом месте не возникают, как, кстати, и здания, которые не придётся охранять после сноса: нет дома – нет ЮНЕСКО! К тому же приближалась опасная дата – шестьдесят лет расстрелу царской семьи, в связи с чем в зарубежной печати нет-нет, да появлялись пространные статьи со ссылками на мнение потомков Романовых. Да и гости Свердловска всё чаще отказывались от обязательной экскурсионной программы, требуя отвести их в частном порядке к Ипатьевскому дому. Один такой гость – довольно известный ленинградский профессор – даже устроил небольшую склоку на тему «Хочу видеть дом, где царевен кололи штыками». Профессора вразумили, насколько это было возможно в принципе, а сотрудникам областного экскурсионного бюро под угрозой увольнения запретили упоминать Ипатьевский дом даже шёпотом. В общем, тучи сгущались, наносило со всех сторон, как вдруг очень кстати подоспела плановая реконструкция улицы Карла Либкнехта, которой явно не хватало ширины и простора. Переулок, на который выходила часть дома, предполагалось стереть с лица земли и в рамках этих работ снести дома, препятствующие реконструкции, в том числе – особняк Ипатьева.
Николай II и его семья не назывались в конце 70-х «царственными страстотерпцами». По городу ещё не были развешаны покаянные плакаты «Прости меня, мой Государь», а в церковных лавках не продавались иконы с ликами Романовых. Свердловчане даже много лет после сноса Ипатьевского дома будут подпевать «Городу древнему» Александра Новикова «…здесь от века было тяжко, здесь пришили Николашку…». На школьных уроках и вузовских лекциях Николай II по-прежнему выводился упырём и вурдалаком, сочувствовать ему в те годы могли разве что маленькие дети, случайно услышавшие историю про расстрел. Чаще всего они переживали не о погибших в адских мучениях людях, а о маленькой хорошенькой собачке, попавшей убийцам под руку. Жалеть юных царевен (даже имён их толком никто не знал) или наследника было, мягко говоря, не принято – цари мучили народ, потом народ замучил царей. Всё по справедливости, так ведь?
Первый секретарь обкома Ельцин сделал то, что от него требовалось сделать, – выполнил приказ, на который не хватило духу (а возможно, времени) его предшественнику. В сентябре 1977 года особая комиссия измерила дом вдоль и поперёк, чтобы, если появится возможность, восстановить его впоследствии на новом месте. С лучших фотографов города взяли подписку о неразглашении, после чего собрали их в Ипатьевском доме – и попросили заснять обстановку максимально тщательно. Плёнки, разумеется, изъяли. Вещи разобрали музейщики, что-то растащили зеваки – многое исчезло без следа. Вокруг здания – второй раз в этом веке – выстроили высокий забор.
Днём 22 сентября к особняку инженера Ипатьева подъехали бульдозер и шар-баба. Взрывать было запрещено – могли пострадать соседние здания. Крепко сложенный дом сопротивлялся до последнего – но рабочие треста «Средуралмеха-низация-2» и не такие крепости брали…
Целый век простоял на косогоре этот дом, не одна сотня людей стоптала здесь свои сапоги. Давно лежали в могиле инженер Ипатьев, его жена и брат, не было в живых цареубийц и первых следователей, белых и красных генералов, Ленина и Свердлова… И вот теперь не было и этого дома – остались фотографии и миф о царской семье, который, полагали наверху, исчезнет вскоре после того, как будет увезён с места сноса последний камешек.
Но миф камнями не закидаешь – он мало того что уцелеет, так ещё и обрастёт подробностями. Тот, кто выполнил приказ снести Ипатьевский дом, отныне считался главным виновником его уничтожения – хотя заказчики этого «убийства» проживали далеко от Свердловска и представления не имели о том, с каким звуком работает шар-баба. Но сомневаться в том, что Ельцин снёс дом Ипатьева – всё равно как не верить тому, что Авраам родил Исаака.
Ельцин, конечно же, не мог предугадать, какой «шар-бабой» станет для него то, как считалось, рядовое решение. Он обладал отличной интуицией, более того, всегда чувствовал, когда из него хотят сделать крайнего, и противился этому, как мог. Но в 1977 году поступил иначе. Возможно, потому что было здесь кое-что ещё, признаться в чём Борис Николаевич не решился бы даже самому себе. Такой внутренний трепет, щекотный, как прикосновение бабочкиных крыльев. В архивных записях – а Ельцин прочитал всё, что смог найти про Ипатьевский дом, прежде чем поставить подпись на итоговом решении, – он встретил упоминание о том, что задолго до того, как горный чиновник Редикорцев начал строительство дома на косогоре, здесь находилась церковь. Небольшой храм. И прежде чем поставить здесь новый храм – вдруг придёт кому-то в голову? – надо было освободить для этого место.
Крамольные мысли, а впрочем, их, может, и не было – всего лишь трепет бабочкиных крыльев, неразличимый в грохоте ударов шар-бабы.
7
Когда уже в зрелом возрасте оставляешь Родину, стараешься реже думать о том, «а что было бы, если всё-таки…». Подчиняешь свою жизнь заботам, глушишь себя работой, как водкой, учишься любить чужой город и произносить слова на незнакомом языке. Обрастаешь учениками; железные дороги – они и в Чехословакии железные дороги, а инженеры, как, впрочем, и строители, нужны при любой власти. Инженер Ипатьев давал консультации, преподавал, трудился на стройках прекрасного европейского города, ничем не напоминающего Екатеринбург. У Екатеринбурга, как он знал из газет (писем с Урала никто не присылал – да и не хотел бы он их оттуда получать), теперь было новое имя – Свердловск. А оставленный инженером дом на Вознесенском проспекте (тоже, поди, переименовали) весь мир звал отныне Ипатьевским.
Человек технического склада, Николай Николаевич Ипатьев верил тем не менее приметам и знакам судьбы. Михаил Фёдорович Романов был избран царём в Ипатьевском монастыре Костромской губернии, а через триста лет его потомок Николай Александрович Романов будет зверски убит в Ипатьевском доме Екатеринбурга. Совпадения – это всего лишь совпадения или же за каждым случайным сходством кроется сила судьбы?
В Риме – они с женой были там в прошлом году – инженер хотел увидеть святую лестницу Сан-Лоренцо: ту самую, по которой Христос шёл к Пилату. Набожные католики поднимаются по Скала Санта на коленях, рядом с ними хрипела от усилий полная матрона. Николай Николаевич не без труда взбирался по лестнице, вспоминая при этом другие ступени, – здесь их было двадцать восемь, там, в Екатеринбурге, двадцать три…
– Нужно помолиться о чём-то, – напомнила Мария. – Загадал, о чём станешь просить?
Добравшись до вершины Скала Санта, инженер поднялся с колен, протянув руку совсем расклеившейся итальянской матроне. Мария платила за свечи.
