Оказалось, тот самый – именно здесь жила её семья, пока мама не надумала сменить квартиру (ей нравилось переезжать).
– А вы в какой комнате спите? Моя была – за русской печью.
– А что, если нам на «ты» перейти?
– Я не возражаю. Давайте, давай на «ты»!
И тут за окном неожиданно появился свердловский вокзал.
2
Его дед изменил семейную фамилию, чтобы придать той русское звучание, а отец вернул прежний вариант. Сам же он, дождавшись подходящего возраста, поменял имя: раньше его звали как завоевателя, теперь – как мастера. И никто не верил, что это его настоящие имя и фамилия – уж больно всё это смахивало на творческий псевдоним. Родители звали его, как прежде – Эриком. Мама – химик-эксперт, а ещё – детский писатель и взрослый поэт. Отец – врач-отоларинголог, которого в Железнодорожном районе знали и дети, и взрослые – пациенты приходили специально на консультацию к Иосифу Моисеевичу. Познакомились родители в поезде, по дороге из Ленинграда в Свердловск – эту историю мама часто рассказывала маленькому Эрику за обедом. Он слушал и, забывая о еде, начинал лепить из ржаного хлеба рыцарей. Очень хорошие получались рыцари – вроде бы и надо маме отругать сына за неподобающее поведение за столом, да язык не поворачивался. И не было у родителей такой манеры – ругая, добиваться послушания. В этой семье с детьми было принято дружить – потому и Эрик, и его сестра Людмила ничего не боялись, росли сильными, самостоятельными личностями. Эрик – тот даже чересчур самостоятельная личность, считали окружающие. На всё у него своё мнение, а главное – клокочущая внутри энергия, совладать с которой юному человеку очень непросто. Прежде чем научишься переплавлять эту бурную стихию в картины, или, быть может, в научные открытия, или, почему бы и нет, в поэзию, можно наломать таких дров! Темперамент ему достался от отца, такой, как ни смиряй, рано или поздно рванёт…
Эрик знал, что в нём заложен, как снаряд, особый дар – такой, что выдают с рождения. Но даже сам человек не сразу догадывается, с помощью какого искусства он сможет лучше всего выражать свои чувства и какая способность выстрелит (раз уж это снаряд) прицельнее. Он обладал, что называется, широкой одарённостью: прекрасно рисовал, писал стихи, интересовался не только книгами о рыцарях, но и философскими сочинениями… С удовольствием посещал изостудию во Дворце пионеров (через дорогу – тот самый Ипатьевский дом, где убили царя со всей семьёй). В 1939 году работы Эрика отметили на Всесоюзном конкурсе одарённых детей, а в августе 1941 года он – шестнадцатилетний подросток – заявил, что отправляется на фронт. Услышал в парке Дворца пионеров звучный голос диктора Левитана и сразу же понял, что война – это уникальный шанс состояться как личности, человеку, мужчине. Упускать его – непростительная глупость и пошлость… Родительская опека виделась тесной, как детская комната, из которой человек внезапно вырастает в единственную ночь.
Мальчик мой!
Ты скоро станешь взрослым.
Как бы детство я ни берегла,
День придёт – и ты легко и просто
Сбросишь тяжесть моего крыла.
Эрик не знал, что такое война.
Война – это…
Ответы ждали в будущем, жаль, что вопросы тогда будут другие.
Отец работал в призывной комиссии военкомата и выяснил едва ли не сразу, что сын просится на фронт добровольцем. Еле уговорили – сбиваясь то на ругань (Иосиф), то на плач (Белла) – поехать в Самарканд: туда эвакуировали из Ленинграда школу для одарённых детей при Академии художеств, о которой сын давно мечтал. Там, в Узбекистане, жила родня. Там было безопаснее и куда как сытнее, чем на Урале. И преподавали в эвакуированной школе лучшие в своём деле специалисты – он многому у них научился… Каждый день родители радовались тому, что сын далеко от линии фронта, но ровно через год радости этой пришёл конец. В августе 1942 года Эрик ушёл на фронт добровольцем. Сначала попал в Первое Туркестанское военное училище на границе Ирана и Афганистана, потом был включён в состав 860-й Гвардейской десантной дивизии 45-го гвардейского десантного полка. Второй Украинский фронт. Эрик не сомневался, что станет гордиться своим военным опытом, – но, как выяснилось, меньше всего в жизни ему захочется вспоминать о войне. Этот ответ тоже поджидал в будущем.
А мать и отец ждали его в настоящем.
Фронт, который Эрик видел в героических снах, в реальности оказался сном кошмарным. Наивный юноша, вышагнувший из книг, прибыл к месту назначения – и увидел вместо сотни человек вверенной ему роты восемь уставших стариков, мокнущих в окопе под дождём. Граждане Кале? Он отдал им свою новую плащ-палатку.
Война – это минимум информации. Война – это обман, холод и вечная, непобедимая усталость.
Полностью погиб батальон,
Гвардейская не прошла пехота.
Недоступный в земле и бетоне укрепрайон
Штурмовала вторая штрафная рота.
После боя тишина необъятная, ночь тиха,
Крепко обнявшись, спят трупы.
На небе играет окровавленная луна…
Это – его стихи. Позднее были другие, уже о нём:
Лейтенант Неизвестный Эрнст.
На тысячи вёрст кругом
равнину утюжит смерть
огненным утюгом.
В атаку взвод не поднять,
Но родина в радиосеть:
«В атаку, – зовёт – твою мать!»
И Эрнст отвечает: «Есть».
Но взводик твой землю ест.
Он доблестно недвижим.
Лейтенант Неизвестный Эрнст
идёт наступать
один!
И смерть говорит: «Прочь!
Ты же один, как перст.
Против кого ты прёшь?
Против громады, Эрнст!»
[2]На войне он боялся не смерти, а того, что смерть отберёт у него то главное, чего он ещё и сам о себе в точности не знал. Стать неизвестным солдатом или остаться Эрнстом Неизвестным – вот фронтовая дилемма на каждый день. Он далеко не сразу нашёл нужный путь среди других, тем более все они выглядели верными, единственно правильными. Война научила его не ошибаться в выборе, но оставила за собой право переиграть даже то решение, которое казалось окончательным.
Эрнст Неизвестный прошёл всю войну, был контужен, ранен – а 28 апреля 1945 года погиб геройской смертью в боях за австрийский Рюккендорф. Об этом написали в похоронке за подписью майора Величко, отправленной родителям в Свердловск. Гвардии младший лейтенант, командир стрелкового взвода 260-го стрелкового полка одним из первых поднялся в атаку, ворвался в траншеи, гранатами и огнём уничтожил пулемётную точку и шестнадцать немецких солдат. Поймал разрывную пулю – выбиты три ребра, повреждены межпозвоночные диски, разорвана диафрагма. Награждён орденом Красной Звезды – посмертно.
Лишь мама сползёт у двери
с конвертом, в котором смерть.
Ты понимаешь, Эрик?!
«Ещё бы», – думает Эрнст.
[3]Любой скульптор, услышав эту историю, сказал бы: вот идеальный образ для памятника неизвестному солдату! Да вот только с похоронкой майор Величко всё-таки поторопился: Неизвестный-солдат чудом остался жив. Молодые санитары перетаскивали в подвал тела погибших в том бою и, поленившись спускаться, сбросили Эрнста вниз по ступенькам – и он очнулся от болевого шока, вернулся с того света. Закричал, перепугав нерадивых санитаров – один-то у пас живой!
