Но, против ожидания Басова, беседа сразу потекла по официальному руслу. Девяткин предъявил служебное удостоверение:
— Приемную дочь известного бизнесмена Дробыша лечили в вашей клинике, так?
— Возможно, — выдавил из себя врач.
И рассеяно улыбнулся, давая понять, что тут лечат сотни людей, каждого не запомнишь. Вчера он общался с Девяткиным по телефону, майор полиции сказал, что есть один разговор не для чужих ушей. Свой вопрос сыщик хотел бы задать уважаемому доктору с глазу на глаз, потому что вопрос этот сугубо личный, можно сказать, деликатный. Говорил Девяткин с остановками, неуверенно, будто боялся назвать вещи своими именами. И замолчал, выждав долгую паузу. Мол, сам догадайся, что за вопрос. А потом спросил: «Понимаете, о чем я?» «Кажется, понимаю», — был ответ.
Басов знал эту породу людей: к нему нередко обращались чиновники, которым хотелось пройти курс лечения, но не хотелось платить. Они просто использовали служебное положение, чтобы экономить деньги, зная, что отказа не получат. Во время телефонного разговора он решил, что этот полицейский наверняка страдает каким-то дурным постыдным недугом, если не хочет даже по телефону сказать, что это за болезнь. И гадать нечего: запущенный сифилис, которым майора наградила какая-нибудь потаскушка. Девяткин не может обратиться в ведомственную поликлинику, он боится огласки.
И еще: наверняка назрел разлад в семье, жена, встревоженная тем, что супруг увиливает от супружеских обязанностей, исходит ревностью, уже начались ссоры. Чувство вины, животный страх переполняют сердце Девяткина. Бессонными ночами он курит на кухне сигарету за сигаретой, прикидывает варианты выхода из положения. Наверняка он уже обращался к практикующему коновалу, но тот уколами лишь загнал болезнь вглубь, но не дал исцеления. И вот майор, истерзанный сомнениями, набирает телефон клиники и…
Конечно, Девяткина можно вылечить от сифилиса. Почему бы и нет? Впрочем, возможно он страдает не сифилисом, а кожной болезнью или гепатитом, одно другого не лучше. Тогда Басов сможет рассчитывать на ответную любезность.
* * *
Теперь Басов, считавший себя тонким знатоком не только человеческих болезней, но и людских душ, был неприятно удивлен и смущен свой оплошностью. И не мог скрыть разочарования.
— Я так понял, что вам требуется помощь по медицинской части, — он откашлялся в кулак. — Я подумал что… Подумал что ваш вопрос как бы не по работе. Что это личный, так сказать, вопрос… Сугубо личный.
На губах Девяткина заиграла змеиная улыбка. Он глядел на Басова насмешливо и снисходительно. Так, будто читал его мысли, словно раскрытую книгу. Если бы вчера он сказал о цели своего визита, то врач первым делом позвонил бы Дробышу. А потом по его команде уничтожил медицинскую карту Инны или вырвал оттуда некоторые страницы, представлявшие интерес для следствия. Взгляд Девяткина говорил: дурачок ты бестолковый. Я за свою жизнь и не таких хитрых ребят причесывал.
— Вы ошиблись, Олег Михайлович. Мой вопрос как раз по работе. Итак, дочь Дробыша лечили у вас?
— Я наведу справки.
— Так вы лично с Дробышем не знакомы?
— М-мм… Знаком, почему же нет, — завертелся в кресле Басов.
— А его приемную дочь помните?
— Кажется, припоминаю, — Басов продолжал вертеться на стуле. — Очень симпатичная девочка. И воспитанная. Хотя в наше время хорошее воспитание скорее порок, чем добродетель.
— Мне нужна медицинская карта Инны Дробыш, ее прежняя фамилия Осипова. Девочке около шестнадцати лет. Она пропала без вести и находится в розыске.
— Вот как?
— Есть предположение, что в ту роковую ночь, когда Инна исчезла, она из окна своей комнаты видела сигнал. Ей посветили фонариком от ворот усадьбы или автомобиль мигнул фарами. Дом и ворота разделяют сто с лишним метров. Ночь была ненастная, дождливая. Даже если пользовались мощным фонарем, сигнал мог заметить только человек с хорошим зрением. По словам приемного отца, Инна на зрение не жаловалась.
— Зачем отцу врать?
— Но если верить тетке Инны, девочка не могла, например, смотреть кино или телевизор без очков. Мне надо знать точно, какое зрение было у девочки.
— Что ж… Только сделайте официальный запрос. Мы изучим все документы, я лично переговорю с окулистом, который наблюдал Инну и тогда…
— Мы сделаем проще: я посмотрю медицинскую карту и… И вопрос будет закрыт прямо сегодня.
— Послушайте, господин Девяткин, есть такое понятие: медицинская тайна, — Басов завертелся на стуле еще живее. — Я не могу показывать постороннему человеку, пусть даже сыщику, врачебные записи. Надеюсь на ваше понимание.
— И напрасно надеетесь. Об этом я предупреждаю официально. А вы, кажется, именно это хотите сделать — помешать моей работе. Сейчас я свяжусь с отрядом полиции особого назначения. Попрошу силовой поддержки. Эти ребята быстро найдут карту. И еще: у меня есть приятель на телевидении. Репортаж об этом событии попадет в вечерние новости. После такой рекламы ваши клиенты уже завтра побегут отсюда как тараканы. Ну, теперь ваш ход.
— Давайте решим все мирным способом, — Басов с усилием улыбнулся. — Действительно, дело-то пустяковое. Зрение девочки…
Он подошел к столу, снял телефонную трубку и отдал распоряжения принести из регистратуры карту Инны Дробыш.
Глава седьмая
Девяткин осилил три четверти медицинской карты Инны Осиповой, заведенной около пяти лет назад. Потом выкурил сигарету и снова принялся за чтение.
За пять лет Инна трижды проходила здесь полное медицинское обследование, не выявившее патологий или серьезных болезней. Из записей врача окулиста явствует, что во время первого осмотра, у девочки было минус одна и восемь десятых единицы. Во время последующих двух посещений, в прошлом и позапрошлом году, дефекты зрения не обнаружены. Басов просмотрел записи врача окулиста и сказал:
— Такое бывает и довольно часто. В юности многие люди страдают близорукостью. Но впоследствии зрение нормализуется. Иногда для этого нужно пройти курс лечения. Иногда все происходит само. Вот и ответ на ваш вопрос. Если я непонятно объяснил, можно позвать окулиста.
Девяткин снова углубился в чтение. Попадались термины, которые он не знал, но общий смысл был понятен. Девяткин выкурил еще одну сигарету, перевернул последнюю страницу, а затем сидел, обдумывая прочитанный текст. Два года назад, когда Инне едва исполнилось четырнадцать, ее осматривал гинеколог, он сделал заключение, что девочка беременна. Была сделана операция по прерыванию беременности. Такая же операция прошла год спустя.
— Два года назад Дробыш сам привез девочку на аборт? — спросил Девяткин.
— М-м-м…
— Обещаю: Дробыш не узнает ничего.
— Я не помню всех обстоятельств той истории, — Басов хотел соврать, но не рискнул. — Он позвонил мне и сказал, что его дочь играла в любовь с одним молодым человеком. И возникла нежелательная беременность.
