Глава двадцать пятая
Осипов выскочил на лестничный марш, приподнял руку и, не целясь, выстрелил несколько раз. Он видел как человек, бежавший впереди, споткнулся, выронил ствол и опустился коленями на ступеньку. Поплыл пороховой дым, за которым, кажется, ничего нельзя было разглядеть. Защипало глаза. Тут же погас свет на лестнице. Снизу ударило несколько выстрелов. Пули прошли над головой, попали в стену, отколов куски штукатурки. Осипов выстрелил в ответ, не видя цели.
Кто-то вскрикнул и выругался. Затем раздался стон, жалобный и слабый. Показалось, что внизу кто-то двигается. Осипов прислушался. И тут пуля ударила в левое плечо. Боль обожгла ключицу и верхнюю часть груди, стало трудно дышать, на глаза навернулись слезы. Сумка соскользнула с плеча. На этот раз он не удержал равновесия и повалился боком на пол. Слетела с головы и покатилась вниз синяя бейсболка.
Он неподвижно пролежал так с минуту, даже две минуты, не осмеливаясь пошевелиться. Он смотрел в потолок, слыша внизу какие-то шорохи. Боль в плече отдавалась ниже, в бок, вступала в спину. Кажется, пуля раздробила ключицу и застряла где-то внутри, в мягких тканях межу обломков кости. Теперь глаза привыкли к полумраку, царящему на лестнице, пороховой дым рассеялся.
Он чуть повернул голову, скосил глаза и увидел человека лежавшего на ступенях, залитых кровью. Под лестничным маршем ничком лежал второй мужчина, одетый в серый спортивный пиджак и синие брюки. Он не шевелился. Из-за лестничного марша появился контур человеческой фигуры. Мужчина сделал осторожный шаг вперед, поставил ногу на нижнюю ступеньку, свободной рукой коснулся перил. Он поднял руку с пистолетом вверх. Наверняка снизу он видел плечо Осипова, разбитое пулей, измятую окровавленную куртку.
Мужчина шагнул выше. Он был одет в темный пиджак, под ним рубашка в синюю и белую поперечную полоску, похожую на тельняшку. И еще он зачесывал светлые волосы наверх. Черты лица Осипов не стал разглядывать. Он выставил вперед руку с оружием, приложив все силы, чтобы движение получилось быстрым и неожиданным. И дважды выстрелил в близкую цель. Человек вскрикнул, выронил оружие. Схватившись за голову, шагнул назад, опустился на пол и сел, привалившись спиной к стене. Он прижимал руки к лицу и стонал.
Осипов положил пистолет на пол, схватился рукой за железные поручни перил, медленно поднялся. Кровь из раны на плече уже пропитала майку на груди. И теперь эта майка, теплая и противная, прилипла к телу. Он согнул ноги в коленях, присел, поднял оружие. Голова кружилась, в глазах стояли слезы. Он спустился на несколько ступеней, стараясь не упасть, обошел человека, лежавшего на лестнице. Перешагнул через тело второго мужчины. И остановился возле раненого, сидевшего у стены.
Он хотел спросить у этого человека, много ли денег платил покойный босс? И вообще, сколько нынче выдают за мокрые дела, за насилие? Почем теперь человеческая жизнь? Наверное, он здорово разбогател, сколотил состояние на крови? Или цены упали, а босс отделывался мелкими подачками? Раз так, придется умирать бедняком, ничего не оставив своим близким людям кроме долгов и приятных воспоминаний.
И пусть ответит. В эту последнюю предсмертную минуту можно позволить себе хоть малую долю откровенности, можно сказать хоть пару слов правды. Но Осипов ни о чем не спросил, язык во рту не ворочался, горло пересохло.
Мужчина размазал кровь по лицу и закрыл глаза, приготовившись умереть. Осипов приподнял ствол и выстрелил человеку в голову. Наступила тишина, исчезли голоса и шорохи, пропал шум далекой улицы, долетавший сюда сквозь разбитое окно. Кажется, все пациенты разбежались по домам, услышав первые выстрелы. А врачи заперлись в своих кабинетах и лежат на полу, холодея от ужаса и предчувствия чего-то ужасного. И хорошо. Ему никто не помешает. Осипов, медленно переставляя ноги, спускался вниз.
Он миновал четыре лестничных марша, впереди зияла темная пустота, в эту пустоту спускалось несколько ступеней. Видна приоткрытая дверь, ведущая на задний двор. Сил не так много, их надо расходовать расчетливо, спокойно. Тогда он дойдет.
* * *
Девяткин сидел за рулем фургона, смотрел на заднюю дверь поликлиники и крыльцо, над которым горела лампочка. Он стучал пальцами по баранке и плотно сжимал губы. Дверь приоткрылась, в узкую щель выскользнул Осипов. Он, хватаясь за перила, медленно спустился вниз. Осмотрелся, словно забыл, в какую сторону надо двигаться. И медленно пошел через двор к трансформаторной будке.
На правой брючине ниже колена расплылось кровавое пятно. На левом плече топорщилась разорванная пулей куртка. Щека была испачкана кровью. Осипов держал пистолет в правой руке, сумки у него не было. Ветер трепал всклокоченные волосы.
— Ну, давай, — прошептал Девяткин. — Давай же…
Осипов уже дошел до середины двора, когда из-за угла выбежал человек. Мужчина поднял руку с пистолетом и выстрелил прицельно. Осипов упал ничком на асфальт. Пистолет вывалился из ладони. Мужчина подбежал к Осипову и пару секунд постоял в раздумье. Шагнул к художнику, неподвижно лежавшему в дождевой луже. Носком ботинка отфутболил пистолет подальше, к кустам сирени.
Он подсунул ногу, обутую с остроносый ботинок, под плечо, попытался перевернуть обмякшее тело на бок. Но ничего не получилось. Чего хотел этот человек? То ли вытащить документы Осипова, толи просто решил посмотреть в лицо своей жертвы. Мужчина переложил пистолет в левую руку, наклонившись, вцепился в плечо Осипова, дернул наверх и в сторону. Резким движением перевернул его на бок.
Девяткин не уследил, просто не смог рассмотреть, что произошло дальше. То ли Осипов уже держал в руке второй пистолет, то ли ловким движением вырвал его из кармана куртки. Все продолжалось короткое мгновение, не дольше. Осипов дважды выстрелил в склонившегося над ним человека и не промахнулся, потому что не мог промахнуться с такой дистанции. Охранник, уже падая, смертельно раненый, произвел два ответных выстрела. Повалился на спину, дернул ногой и затих.
Через несколько минут из поликлиники вышел человек в белом медицинском халате. Он постоял на ступеньках, спустился вниз, подошел к Осипову. Присев на корточки, прижал пальцы к шее. На ступеньках появилась молодая женщина тоже в белом халате, о чем-то спросила. Врач только махнул рукой и покачал головой.
Он подошел к другом телу, кончиками пальцев потрогал шею и отступил в сторону.
* * *
По радио передавали танцевальную музыку, Тухлый не сразу услышал звонок мобильного телефона. Наконец он вытащил трубку и сказал «але». На том конце раздался дребезжащий голос Виктора Ивановича Носова, старого адвоката, которого свои люди называли просто дядя Витя. Уже много лет старик был у Дробыша агентом по особо важным поручениям, а заодно домашней экономкой, слугой, камердинером, собутыльником, советчиком, просто человеком, с которым всегда можно переброситься анекдотом или обсудить новости.
Жена Носова умерла несколько лет назад, близких родственников у него не было, поэтому к Дробышу старик относился как к сыну, избалованному, но любимому. Работая по двенадцать-четырнадцать часов в день, любил коротать вечера в доме хозяина и частенько оставался ночевать там, где ночевал босс, чтобы не тратить драгоценное время на дорогу и прочую ерунду.
